росло по мере того, как она набиралась опыта, но только когда Морген попросил ее построить стену Зельбстхаса, она по-настоящему осознала свою силу.

«Попросил?»

Он действительно попросил. Но она не помнила, чтобы у нее был выбор.

Стена. Цивилизация. Действительно ли Морген преследовал те же цели, что и…

– Ты идешь? – крикнул Унгейст через плечо.

Эрдбехютер последовала за ним, несколько раздраженная, что позволила ему командовать, но с другой стороны зная, что, двигаясь позади него, она находится в большей безопасности. Почувствовав ее гнев, земля зашевелилась у нее под ногами, готовая выполнить ее приказ. Если он обратит свое безумие на нее, почва и камни поднимутся и защитят ее. Теперь это было так просто.

Высоко за облаками в небе проплыла тень. День и без того был пасмурный, а сейчас все просто погрузилось во тьму. Нисходящий поток от огромных крыльев Драхе чуть не сбил с ног обоих жрецов Геборене. Окружающие растения прибило к земле, лужи темной грязной воды пошли рябью. Эрдбехютер продолжала наблюдать, что делает Унгейст, но одним глазом косилась на небо на тот случай, если дракон решит швырнуть оттуда что-нибудь.

Унгейст подошел к ближайшему дому и постучал в дверь. Она с грохотом заходила ходуном на пеньковых петлях. Зачем этот идиот вообще стучался? Странно, до чего же непросто стряхнуть с себя налет цивилизации в некоторых случаях.

Крестьянин, явно давненько не евший досыта – он оказался еще более тощим, чем Унгейст, – открыл дверь и уставился на жреца Геборене, моргая и пытаясь рассмотреть его в утренних сумерках. А вот ничем похожим на богатую мускулатуру гайстескранкена он не обладал. Мужчина оглядел жреца Геборене с ног до головы, явно пытаясь понять, кто это к нему пожаловал. Тут он заметил Эрдбехютер, и глаза расширились. Он понял.

– Немногим могу поделиться, – сказал крестьянин. – Бульон вот и картошка остались со вчерашнего ужина. Я попрошу жену…

– Я вижу такую тьму в твоей душе, – сказал Унгейст.

– Что?

– Ты делал ужасные вещи.

Фермер неловко переступил с ноги на ногу.

– Ну…

– В тебе сидит демон.

Эрдбехютер ощутила, как земля ворочается у нее под ногами. Это поселение было оскорблением для Духа Земли. Несчастные козы и овцы, запертые в загоне, умоляли об освобождении, она видела это в их глазах. Она не могла разговаривать с животными, но Дух Земли поведал ей их нужды. Земля перед ней поднялась и расступилась, выпустив на свет валун размером с матерого кабана. Он был слишком велик, чтобы его было легко сдвинуть с места. Предки жителей этой деревни похоронили его, на века скрыли от лучей солнца. Ни одно строение не устоит перед его яростью.

– Я проведу экзорцизм, – сказал Унгейст крестьянину. – Я освобожу твоих внутренних демонов.

Тень Драхе скользнула по деревне. Эрдбехютер вспомнила последнее, что Кёниг сказал териантропу на прощанье: «Ты должна оставить за собой выжженное пепелище». Или это его Отражение сказало? Разница имела значение… то есть уже не имела.

«Зачем я здесь?»

Кёниг сказал, что во исполнение воли Моргена, но она не видела своего бога с тех пор, как возвела для него стену.

Стена.

Цивилизация.

Как и в случае с просьбами Моргена, не подчиниться приказам Кёнига она не могла.

Что-то прорвало себе путь наружу из груди крестьянина. Кровь и ошметки брызнули во все стороны, человек закричал. Драхе вынырнула из облаков и по широкой дуге пошла на снижение. Массивные челюсти были широко распахнуты. Бурлящий хаос, безумие, отравившее эту душу, вырвалось из пасти размером с хорошую пещеру и разорвало ткань реальности.

Валуны и камни выходили из-под земли по всей деревне, все еще спящей, и вопияли о своем гневе. Она сокрушит эти грубые лачуги. Каждая искусственная структура – капканы, что воздвигает цивилизация, – снова превратится в грязь.

Это просто.

Это так просто.

Глава двадцать шестая

Во времена Меншхайт Лецте Империум весь мир поклонялся единому богу. От гор Гезакт до пустынь Басамортуана каждая душа склонялась перед богом Ванфор Штелунг, высшей сущностью, которую называли просто – Бог. Подумайте об этом. Каждый мужчина, женщина и ребенок верили в этого единого бога. Несмотря на то, что последователи Ванфор Штелунг по-прежнему составляют большинство населения, это жалкие остатки того, чем когда-то была эта церковь, разорванная тысячами религиозных схизм.

Что же произошло с Богом? Лишился ли он своего могущества после распада Империума и последовавшим за этим расколом собственной церкви? Разделился ли, став многочисленными богами, которым теперь поклоняются Ванфор Штелунг?

Или же он оставил нас?

Гешихтс Ведреер, историк и философ

Бедект проснулся, скрючившийся, оцепеневший от невыносимой боли. Внутренности горели, пот ручьями стекал по его иссеченному временем лицу, пропитывая рубашку. Из-под стягивавших живот кожаных ремней сочилась розовато-желтая жидкость. Он почуял густой запах разложения, кислую характерную вонь раны, в которую попала зараза. Тысячу раз он ощущал это запах, но никогда еще тот не исходил от его собственного тела. Это отвратительное зловоние было предвестником ужасной смерти. Люди по несколько дней – а то и недель – умирали от таких ран в живот.

«Я покончу с собой до того, как начнется самый ад».

Ну то есть если ему хватит на это сил.

И снова Цюкунфт помогла ему забраться в седло. Она смотрела на Бедекта настороженным, оценивающим взглядом.

«Она ждет, когда ты упадешь замертво, старик».

– Со мной все в порядке, – сказал он.

– Я видела, как ты смотрел на мою задницу, – ответила она без тени юмора в голосе. – Грязная свинья, любитель лошадей.

«А, сегодня у нас значит такой день».

Бедект натянул поводья, разворачивая Говна Кусок на юго-запад.

– Погоди, – сказала Цюкунфт. – Позволь мне проверить твою рану.

– Со мной все в порядке, – он ударил коня пятками.

Говна Кусок жалобно фыркнул, но двинулся вперед. Медленным шагом.

– С тобой не все в порядке, – сказала Цюкунфт, садясь на лошадь и следуя за ним. – Ты мокрый от пота и очень бледен.

– Ночка выдалась еще та, – ответил он.

Весь день они провели в пути. Бедект смаргивал пот с глаз и вздрагивал при виде фигур и теней, танцевавших вроде бы по бокам от него, – но, когда он поворачивался и смотрел на них в упор, они исчезали. Грудь все время что-то давило, стискивая легкие, и он дышал частыми неглубокими вздохами. Цюкунфт видела, что происходит, но молчала.

Он часто пил, и они останавливались у каждого ручья, чтобы пополнить фляги с водой. Ничто не утоляло его жажды. Он чувствовал себя сухим, как Басамортуан, как выжатая