плечами.

Лебендих отшвырнула простыню в сторону и встала, обнажив обвитые мышцами ноги. Осмотрела комнату в поисках своей одежды – вот она, лежит мятой кучей.

– Хорошо. Двинули.

Штелен и Лебендих добрались верхом до жидкой рощи на готлосской стороне моста, где спрятались и смотрели, как Вихтих едет на юг на своей ледащей кобыле.

Лебендих кивнула на третью лошадь – злобного и гордого белого жеребца, которого они забрали из гарнизонной конюшни.

– Это его конь? Был?

– Конечно.

Седельные сумки жеребца были набиты награбленным.

– Почему Вихтих одет в одну простыню?

– Я побросала всю одежду в выгребную яму.

– Забавно, – Лебендих наблюдала, как мечник скрывается из виду. Даже отсюда было заметно, как он неуверенно покачивается в седле. – Почему ты не убила его?

– Он идиот.

– Опасный идиот.

Штелен пожала плечами:

– Я забрала все, что у него было. В конце концов он поймет, что это сделала я. И в очередной раз обыграла его – это он тоже сообразит.

– Почему тебе важно, что он о тебе думает?

Вопрос пригвоздил Штелен к месту, ноздри ее затрепетали от гнева. Она сплюнула.

– Ты оставила ему меч, – сказала Лебендих.

– Только один. – Второй она закинула себе за спину, соорудив перевязь из кожаных ремней.

– Штелен?

Штелен повернулась к мечнице. Заметила озабоченность в ее глазах.

– А?

– Если мы собираемся путешествовать вместе, нам нужно обсудить почему.

Сердце Штелен замерло, она стиснула челюсти. Она закрыла глаза на несколько ударов сердца, открыла их и спросила:

– Почему мы путешествуем вместе?

Выражение глаз мечницы смягчило Штелен.

– Это мы знаем. Я имею в виду, зачем мы вообще путешествуем. Куда мы идем? Зачем мы идем туда? Что мы будем делать, когда доберемся?

– Я – клептик.

– Ага, то есть, скорее всего, воровать, – Штелен едва успела заметить улыбку Лебендих, так стремительно та скользнула по ее лицу. – Ну, это я знала, – она кивнула в сторону скрывшегося Вихтиха. – Почему мы преследуем именно его?

Могло ли Лебендих беспокоить то, что было между Штелен и Вихтихом раньше? Штелен хотелось успокоить мечницу, развеять любые сомнения, которые могли у той возникнуть. Но она не могла. Губы отказывались шевелиться.

«Говори. Ты должна хоть что-нибудь сказать. Она не должна подумать, что тебе насрать».

– Я убью его, – сказала Штелен.

Лебендих слегка пожала плечами. Штелен понятия не имела, что это должно означать. Недоверие или принятие?

– Но сначала мы поедем за ним, – сказала Лебендих. – Он должен нас куда-то привести?

– Конечно.

Мечница поджала губы и одобрительно кивнула:

– Какой у нас план?

Штелен насмешливо-гнусаво фыркнула.

– Я не могу рассказать тебе, какой у нас план, потому что у меня его нет. Я пойду за Вихтихом к Бедекту, потому что знаю, что этот идиот приведет меня прямо к старому ублюдку. Я хочу найти их к тому моменту, когда они объединятся.

– Почему это важно, чтобы они уже были вместе к тому моменту, когда ты их найдешь?

– Не знаю. Я решу это, когда придет время. Я намеренно не принимаю решений, – Штелен сглотнула и продолжила. Она никогда никому не объясняла этого, и, делясь своими столь сокровенными помыслами, чувствовала себя нелепой. Вихтих высмеял бы ее, а Бедект посмотрел бы как на сумасшедшую. – Принимать решения заранее бессмысленно. Никогда не знаешь, какую часть решения придется изменить исходя из реальных обстоятельств, и, если ты уже что-то решила, ты выставишь себя лгуньей.

– Но ты – клептик, – сказала Лебендих. – Я думала, лгать…

– Воровать и лгать – это совершенно разные вещи. Я никогда не лгу. Или я лгу всегда. Не знаю. Не могу решить точно. А раз я еще не решила, значит, я не лгу.

Штелен медленно вдохнула и выдохнула. Ныряние в глубины себя заставляло ее чувствовать себя неуютно. Она начинала напоминать себе Бедекта, непрерывно извергающего то, что казалось ему мудростью, а на самом деле было старческим брюзжанием.

«Самоанализ – бессмысленное дерьмо».

– Я не считаю себя умелой лгуньей, – призналась она, – и все же, когда говорю правду, люди мне не верят. Какой смысл тогда?

Она наблюдала за мечницей, оценивая ее реакцию на свое признание, ожидая увидеть отвращение или недоверие. Она не встретила ни того ни другого, только спокойное принятие.

– Значит, клептики и вранье никак не взаимосвязаны?

Штелен поморщилась:

– Я соврала насчет этого.

Лебендих рассмеялась, и она добавила:

– Но в основном я лгу себе.

Мечница понимающе кивнула, соглашаясь.

– Он скрылся из виду. Поедем за ним?

Штелен ударила лошадь пятками, та разочарованно фыркнула и двинулась вперед, подергивая ушами под взглядом клептика.

Лебендих вскочила на своего коня и быстро догнала Штелен. Они ехали бок о бок.

– Постарайся не лгать ни о чем важном, – сказала она.

– Ладно, – сказала Штелен, не зная, лжет ли она сейчас.

– Когда мы найдем Бедекта, что тогда?

Штелен подумала о своем обещании не лгать. По крайней мере, не в важных вопросах. Это было важно для Штелен.

– Однажды Бедект спас мне жизнь. Альбтраум напал на меня и Величайшего в Мире Идиота, когда мы спали. Бедект спас нас обоих. Он мог этого не делать. Я бы не стала. Я в долгу перед ним.

– Значит, ты чувствуешь, что обязана ему…

– А потом он убил меня, чтобы спасти Моргена, юного бога Геборене.

– Значит, ты просто обязана его…

– Не знаю, – Штелен стиснула челюсти так, что испугалась, как бы они не сломались. Клептик зашипела и снова сплюнула тонкую струйку желтой мокроты.

– Бедект… Он мой – ну то есть был… – Она украдкой покосилась на Лебендих. – Он был моим другом. Я хочу убить его, но и Морген хочет его смерти, поэтому я хочу разрушить все его планы. Я разрываюсь на части. Как мне получить то, что я хочу?

– А чего ты хочешь?

– Откуда мне знать, черт возьми?

Глава двадцать пятая

Безумие, определенное и ограниченное нерушимыми законами, – это ни в коем случае и не безумие вовсе. Наша реальность является результатом тщательного обдумывания и планирования. Этот мир был построен и спроектирован под определенную цель. Этот мир – наша тюрьма. До тех пор, пока мы не очистимся, пока мы не перенесем некое количество страданий в наказание за грехи, которых не помним, мы так и будем пребывать в цепях. Тойшунг освободит человечество, чтобы оно снова заняло свое место среди богов.

Церфалль, основательница Тойшунг

Эрдбехютер и Унгейст стояли на вершине длинного пологого холма, глядя вниз на сонную деревню – с десяток крестьянских домишек. Восходящее солнце грело спины путников. Белые одежды жрецов Геборене, ночью ставшие красными от крови,