Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Она была последней царицей Египта. Иединственной, кому я рассказал всю правду.
– Но, Рамзес, неужели она в самом делеотказалась от эликсира?
Он помолчал, словно не хотел отвечать. Потомвсе-таки произнес:
– Она отказалась от него – по-своему.Видишь ли, она не могла до конца понять, что представляет собой этот эликсир.Позднее она умоляла меня дать его Марку Антонию.
– Понятно. Странно, как я не догадалась.
– Марк Антоний разрушил и свою, и еежизнь. Она сама не знала, о чем просит. Она не понимала, во что это выльется:эгоистичные царь и царица, обладающие страшной властью. И потом, им захотелосьбы узнать и саму формулу. Неужели Антоний не пожелал бы создать армию,состоящую из бессмертных?
– О господи! – прошептала Джулия.
Вдруг Рамзес остановился и отодвинулся от нее.Они отошли от храма на довольно большое расстояние, и он оглянулся, чтобы сноваувидеть гигантские статуи.
– Но почему ты записал свою историю насвитках? – спросила Джулия.
– Трусость, любовь моя. Трусость и мечтао том, что кто-нибудь когда-нибудь обнаружит меня, узнает мою странную повестьи снимет бремя тайны с моих плеч. Я проиграл, любовь моя. У меня не хватилосил. И я погрузился в дрему и оставил там свою историю… Бросил вызов судьбе. Ябольше не мог оставаться сильным.
Джулия подошла к нему и обвила его руками, ноРамзес даже не взглянул на нее. Он все еще смотрел на статуи, и в глазах егоблестели слезы.
– Может быть, я мечтал, что когда-нибудьменя опять разбудят для новой жизни. Я окажусь среди мудрых людей… Может быть,я мечтал о ком-то… кто примет вызов. – Его голос дрогнул. – И ябольше не буду одиноким странником. И тогда Рамзес Проклятый снова станетРамзесом Бессмертным.
Казалось, эти слова удивили его самого. Онпосмотрел на Джулию и, обхватив ее за плечи, приподнял над землей и поцеловал.
Она не сопротивлялась. Почувствовала, как егоруки поднимают ее. Склонила голову ему на грудь, и он понес ее к палатке, кмигающему костру. Звезды падали на далекие сумрачные холмы. Пустыня напоминаласпокойное море, раскинувшееся во все стороны вокруг теплого убежища, в котороеони вошли.
Здесь пахло расплавленным воском. Рамзесусадил Джулию на шелковые подушки, на темный ковер с вытканными цветами.Танцующий свет свечей заставил ее закрыть глаза. От шелка пахло духами. Этотшатер он сделал для нее, для себя, для такой минуты.
– Я люблю тебя, Джулия Стратфорд, –прошептал он ей на ухо. – Моя английская царица. Моя красавица.
Его поцелуи завораживали Джулию. Закрыв глаза,она легла на спину и позволила расстегнуть свою кружевную блузку и крючки наюбке. Наслаждаясь собственной беззащитностью, она чувствовала, как он снимает снее сорочку и корсет и стягивает длинные кружевные панталоны. Она лежалаобнаженная и смотрела на него, стоящего над ней на коленях, смотрела, как онснимает с себя одежду.
Он был царственно красив: отблески пламенииграли на широкой обнаженной груди, плоть напряглась… Джулия почувствовала насебе приятную тяжесть его тела. Из глаз ее брызнули слезы – слезы облегчения.Слабый стон сорвался с ее губ.
– Отопри дверь, – прошепталаона. – Врата девственности. Открой их – и я твоя навеки.
Он вошел в нее. Боль, крошечная, точечнаяболь, которая тут же сменилась все нарастающим наслаждением.
Джулия осыпала его страстными поцелуями,слизывая жар и соль с его шеи, лица, плеч. Он вонзался в нее снова и снова, иона выгнулась дугой, приподнялась, чтобы крепче прижаться к нему.
Когда первая волна захлестнула ее, Джулиязакричала так, словно умирала. Она слышала, как из горла царя вырвалосьсдавленное рычание: он тоже пришел к финалу.
Но это было только начало.
Эллиот видел, как втянули наверх веревочнуюлестницу. В бинокль он разглядел среди пологих песчаных дюн далекий огонекпалаточного лагеря, крошечную фигурку слуги, верблюдов.
Он встал и, держа трость на весу, чтобы нешуметь, пошел по палубе к двери в каюту Рамсея. Потянул за ручку – не заперто.Эллиот вошел в полуосвещенное помещение.
«Эта идея превратила меня в трусливоговоришку», – подумал он. Но остановиться не мог. Эллиот не знал, скольколет ему осталось прожить. И вот теперь, при тусклом свете луны, пробивавшемсясквозь маленькое окошко, он обыскивал чужой гардероб с аккуратно развешанной наплечиках одеждой, шарил в ящиках комода, копаясь в рубашках и белье, осмотрелдаже пустой чемодан. В каюте секретной формулы не оказалось. Или она былатщательно спрятана.
Наконец он сдался. Подошел к столу и уставилсяна стопку книг по биологии. И тут ему бросилось в глаза что-то черное иуродливое – и он замер в испуге. На листе бумаги лежала скрюченная, высохшаякисть мумии.
Какой же он идиот! Стыдно. И все-таки он стоялбез движения и смотрел на эту скрюченную руку. Сердце в груди сильноколотилось, потом появилась обжигающая боль под лопаткой, которая всегдасопровождала подобные эксцессы, а затем онемела левая рука Эллиот стоял недвигаясь и старался дышать ровнее и глубже.
Наконец он успокоился, вышел и плотно закрылза собой дверь.
«Трусливый воришка», – подумал он, грузнонавалился на трость с серебряным набалдашником и побрел по палубе к салону.
Уже рассветало. Они вышли из теплой палатки и,завернувшись в шелковые простыни, зашагали к заброшенному храму. То и дело ониостанавливались и занимались любовью прямо на песке, а потом лежали вполумраке, и он смотрел на звездное еще небо – царь, построивший некогда этот храм.
Слов больше не было. Было только тепло егообнаженного тела и руки, обнимавшей ее. И прохлада обвивавшего ее гладкогошелка.
Показался краешек солнца Эллиот дремал вкресле. Он услышал, как к борту подплыла лодка, как зашуршала по обшивкеверевочная лестница вернулись двое любовников. Он слышал их торопливыекрадущиеся шаги. И опять стало тихо.
Когда он снова открыл глаза, рядом стоял сын.В мятом костюме, словно и не ложился спать, небритый, измученный. Эллиот видел,как Алекс вытащил сигарету из лежавшего на столе портсигара из слоновой кости изакурил.
Наконец Алекс заметил отца. Некоторое времяоба они молчали, потом сын улыбнулся своей застенчивой улыбкой.
– Знаешь, отец, – медленно произнесон, – хорошо бы вернуться в Каир. Я соскучился по цивилизации.
– Ты хороший человек, сынок, –ласково сказал Эллиот.