«Ты не понимаешь, что говоришь!»

Замолчите, голоса прошлого! Надо слушатьтолько волны, разбивающиеся о прибрежный песок. Пройтись к тому месту, где былостарое римское кладбище, – они отнесли ее туда, к Марку Антонию.

Мысленным взором он снова увидел похороннуюпроцессию. Услышал плач. И что хуже всего – опять увидел ее в те последниечасы.

«Отстань от меня со своими обещаниями. Антонийзовет меня из могилы. Я хочу к нему».

А теперь от нее не осталось и следа – толькоего память. И легенды. Он снова услышал шум толпы, которая запрудила узкиеулочки, струилась вниз с холма, чтобы в последний раз увидеть ее в гробу вмраморном мавзолее.

«Наша царица умерла свободной».

«Она обманула Октавиана».

«Она не стала рабыней Рима».

Боже, но ведь она могла стать бессмертной!

Катакомбы. Единственное место, куда он еще неходил. Почему он позвал с собой Джулию? Он, наверное, совсем слаб, раз не смогобойтись без нее. И он так и не сказал ей ничего.

Царь видел, что ей интересно. Она выгляделатак мило в своем длинном бледно-желтом платье с кружевами. Все эти современныеженщины, казалось ему поначалу, надевали на себя слишком много тряпок. Но потомон понял, в чем прелесть их одежд, – и ему стали казаться нормальными и длинныеузкие рукава с широкими манжетами, и перетянутые талии, и широкие развевающиесяюбки.

И вдруг он пожалел, что они в Египте. Лучше быони были опять в Англии. Или в далекой Америке.

Но катакомбы он обязательно должен увидетьперед отъездом. Так что они шли вместе с другими туристами, слушали нудныйголос экскурсовода, который рассказывал о том, как: здесь прятались христиане идавным-давно совершались древние обряды.

– Ты уже бывал здесь раньше? –прошептала Джулия. – Для тебя это важно?

– Да, – еле слышно ответил он,крепко прижимая к себе ее руку. Ах, если бы он мог навсегда покинуть Египет!Почему же так больно?

Нестройная группа перешептывающихся туристовостановилась. Глаза Рамзеса беспокойно забегали по стене. Он увидел его, тотузкий проход. Остальные двинулись вперед, боясь отстать от экскурсовода, а царьпотянул Джулию назад и, когда голоса туристов затихли вдали, включилэлектрический фонарик и вошел в туннель.

Тот ли это путь? Он не был уверен. Он помниллишь то, что случилось тогда.

Тот же запах сырых камней. Латинские надписина стенах.

Они вошли в большую пещеру.

– Смотри, – позвала егоДжулия. – Там, наверху, в скале пробито маленькое окошко. Странно. А встенах какие-то крючья – видишь?

Ему казалось, что ее голос доносится откуда-тоиздалека. Он хотел ответить, но не мог вымолвить ни слова.

Затуманенным взором он смотрел напрямоугольный камень, на который показывала Джулия. Она произнесла слово«алтарь».

Нет, это не алтарь. Ложе. Ложе, на котором онпроспал триста лет, – до тех пор, пока не открыли верхнее окно. Древниецепи подняли тяжелый деревянный ставень, и вниз проникло солнце, согревая своимтеплом его веки.

Он услышал голос Клеопатры: «О боги, этоправда! Он жив!» Ее глубокий вздох эхом прокатился под каменными сводамипещеры. Солнечные лучи согревали его тело.

«Рамзес, проснись! – закричалаона. – Тебя призывает царица Египта!»

Он почувствовал покалывание во всем теле;почувствовал, как дрогнули его волосы. Еще не очнувшись от сна, он сел и увиделперед собой юную женщину с черными волосами, свободно спадавшими на плечи. Истарого жреца, который дрожал от страха и что-то бормотал себе под нос,молитвенно сложив ладони. Жрец беспрерывно кланялся.

«Рамзес Великий! – воскликнулаона. – Царица Египта нуждается в твоем совете».

Снаружи, из века двадцатого, врывались впещеру столбы золотистой пыли. С улиц Александрии доносился рев автомобилей.

– Рамзес!

Он обернулся. На него смотрела ДжулияСтратфорд.

– Красавица моя, – прошептал он инежно обнял ее – не со страстью, а с любовью. – Моя прекрасная Джулия.

Чаепитие проходило в гостиной. Название сегоритуала вызвало у царя приступ безудержного смеха. Лепешки, яйца, бутерброды ссыром – что это, если не еда? Но ему это как раз подходило. Он мог съесть в трираза больше, чем они, и все равно страшно проголодаться к ужину.

Рамзес наслаждался присутствием Джулии. И тем,что рядом нет ни Алекса, ни Самира, ни Эллиота.

Он сидел и смотрел на море шляпок с перьями,на легкомысленные зонтики. И на огромные сверкающие автомобили с открытым верхом,подкатывающие к центральному входу, возле которого стояло множество таких жеоткрытых экипажей.

Внешностью теперешние египтяне не походили налюдей его эпохи. Произошло полное расовое смешение. Джулия сказала, что вГреции он увидит ту же картину. А сколько еще городов предстоит ему посетить!Стало ли ему легче?

– Ты была так терпелива со мной, –улыбаясь, сказал он. – Ты не просила никаких объяснений.

О, как она ослепительно прекрасна в этомшелковом платье с бледными цветочками, с кружевами на запястьях и с маленькимижемчужными пуговками, которые так ему нравятся! Хорошо, что она не надела тооткрытое платье, которое было на ней в первую ночь на корабле. Вид ееобнаженного тела сводил его с ума.

– Ты все расскажешь, когда сам этогозахочешь, – сказала Джулия. – Для меня невыносимо только одно:видеть, как ты страдаешь.

– Все именно так, как ты говорила, –пробормотал Рамзес. Он уже выпил свой чай, напиток, который ему никогда ненравился. Ни то ни се. – Все сгинуло без следа. Мавзолей, библиотека,маяк. Все, что построил Александр, что построила Клеопатра. Скажи, почему тогдав Гизе до сих пор стоят пирамиды? Почему сохранился мой дворец в Луксоре?

– Ты хочешь увидеть их? – Джулиянаклонилась над маленьким столиком и взяла царя за руку. – Ты готов ехать прямосейчас?

– Да, уже пора. А после того какпосмотрим на них, можем уехать из этой страны. Ты и я… То есть если ты хочешьостаться со мной.

Какие чудесные карие глаза с длинной бахромойгустых ресниц, какая чистая улыбка, какие нежные губы…

Из лифта вышли Самир и граф со своим милымсыном-простофилей.

– Я поеду с тобой хоть на крайсвета, – прошептала Джулия.