Как странно: его сын Алекс считает Рамсеявсего лишь оригинальным, «забавным»; он совсем не интересуется им. Хотя чемАлекс интересовался в своей жизни? Он быстро завел знакомство с дюжинойпассажиров, с людьми, ничем не примечательными. Он, как всегда, хорошо проводилвремя, и больше его ничего не интересовало. И в этом его спасение, решилЭллиот. В том, что он не способен на сильные чувства.

Что касается Самира, тот был молчалив понатуре: о чем бы ни заходил разговор у Эллиота с Рамсеем, он редко вставлялслово. Но к Рамсею Самир относился почти с религиозным благоговением. Он сталего преданным слугой. Он приходил в сильное волнение только тогда, когда Эллиотзавлекал Рамсея в дебри истории. Тут и Джулия сердилась.

– Объясните, что вы имеете в виду, –попросил Эллиот, когда Рамсей заявил, что латынь создала совершенно новый образмышления. – Ведь сначала рождаются идеи, а язык только выражает их.

– Нет, это неверно. В Италии, гдеродилась латынь, язык сделал возможной эволюцию идей, которые просто не моглипоявиться где-то в другой стране. Несомненно, то же взаимодействие языка и идейнаблюдалось и в Греции… Расскажу вам интересную вещь об Италии. Высокий уровеньее культуры стал возможен благодаря мягкому климату. Чтобы цивилизацияразвивалась, нужен прежде всего благоприятный климат с плавной сменой времен года.Посмотрите на обитателей джунглей или на жителей далекого Севера их развитиеограниченно из-за однообразия погоды – круглый год одно и то же…

Джулия почти всегда прерывала подобные лекции.Это выводило Эллиота из себя.

Джулия и Самир чувствовали себя неловко итогда, когда Рамсей выдавал душещипательные сентенции типа «Джулия, нам нужнокак можно скорее разделаться с прошлым. Так много еще нужно узнать. Х-лучи – тызнаешь, что это такое?! И мы обязательно должны слетать на самолете на Северныйполюс!»

Других такие высказывания забавляли.Пассажиры, очарованные обаянием Рамсея, все-таки воспринимали его как обычногомалообразованного человека. Они не задумывались над тем, что кроется за егостранными речами. Они относились к нему с доброжелательной снисходительностью ине замечали, что, поддавшись на какую-нибудь провокацию, он говоритудивительные вещи.

В отличие от них Эллиот ловил каждое егослово.

– Древняя битва. Какая она была на самомделе? То есть мы, конечно, видели грандиозные рельефы на стенах храма РамзесаТретьего…

– Да, он был выдающейся личностью,достойным тезкой…

– Что вы сказали?

– Достойным тезкой Рамзеса Второго, вот ивсе. Продолжайте.

– А сам фараон тоже сражался?

– Разумеется. Как же, он ехал впередисвоего войска. Он был символом битвы. В одном сражении фараон мог собственнымжезлом раскроить две сотни черепов; мог пересечь все поле битвы, тем жеспособом казня раненых и умирающих. Когда он возвращался в свой шатер, его рукибыли по локоть в крови. Но запомните, было еще одно правило: если фараон падалс лошади, битва заканчивалась.

Молчание.

– Вам не хочется это знать, не такли? – спросил Рамсей. – Хотя современные способы ведения войны неменее отвратительны. Например, последняя война в Африке, когда людей разрывалина части порохом. А Гражданская война в Америке? Какой кошмар! Все меняется и вто же время не меняется…

– Точно. А вы сами могли бы? Могликрушить жезлом головы?

Рамсей улыбнулся:

– Вы смелый человек, не правда ли, лордЭллиот, граф Рутерфорд? Да, мог бы. И вы тоже могли бы, если бы были там. Будьвы фараоном, тоже могли бы…

Корабль рассекал серые волны океана. Вдалипоказался берег Африки. Плавание близилось к концу.

Была еще одна чудесная ночь. Алекс рано ушел ксебе, и Джулия долго танцевала с Рамзесом. A еще выпила много вина.

И теперь, когда они стояли возле ее каюты, вкрошечном коридорчике с низким потолком, она, как всегда, почувствовала тоску,томление и отчаяние из-за того, что не может отдаться своим желаниям.

Она чуть не потеряла голову, когда Рамзесзакружил ее, прижал к груди и поцеловал более страстно, чем обычно. Он был такнастойчив, что ей стало больно. Джулия начала бороться с ним, отталкивать ичуть не расплакалась. Она даже замахнулась, чтобы ударить его. Но не ударила.

– Зачем ты принуждаешь меня? –спросила она и, увидев выражение его глаз, испугалась.

– Я голоден, – сказал, царь, забыв оприличиях. – Я жажду тебя, жажду всего. Я жажду еды, питья, солнечногосвета, самой жизни. Но тебя я желаю больше всего. Мне больно! Я уже усталждать.

– О господи! – прошептала Джулия изакрыла лицо руками. Ну почему она сопротивляется? В эту минуту она не понималасебя.

– Вот что творит со мной снадобье,текущее по венам, – сказал Рамзес. – Мне ничего не нужно. Тольколюбовь. Так что я подожду. – Его голос стал тише. – Я подожду, покаты меня полюбишь. Это то, что мне нужно.

Джулия неожиданно рассмеялась. Как все простои ясно!

– Ну что ж, отвечу тебе твоей жемудростью, – сказала она. – Мне тоже нужно, чтобы ты полюбил меня.

Его лицо помрачнело. Потом он медленно кивнул.Казалось, ее слова привели его в растерянность.

Джулия зашла в каюту и уселась на кушетку,закрыв руками лицо. Какое ребячество все эти слова! И все-таки они былиправдой, идущей от самого сердца. И Джулия тихо заплакала, надеясь, что Рита еене услышит.

Через двадцать четыре часа, как обещал имштурман, они пришвартуются в Александрии.

Царь склонился над бортом и стал вглядыватьсяв густой туман, совершенно скрывший океанскую воду.

Было четыре часа утра. Спал даже графРутерфорд. Когда Рамзес в последний раз заходил в каюту, Самир тоже спал. Такчто сейчас царь был на палубе совсем один.

Ему здесь нравилось. Ему нравился низкий ревмоторов, от которого дрожала стальная обшивка корабля. Ему нравилась мощь этогосудна Парадокс: среди всех машин и чудес техники человек двадцатого столетияоставался таким же двуногим существом, каким был всегда, несмотря на то, что онизобрел все эти чудеса.

Царь достал сигару – одну из тех ароматныхсладких сигар, которые подарил ему граф Рутерфорд, и, прикрыв ладонью горящуюспичку, прикурил. Он не видел дыма – тот сразу исчезал на ветру, – ночувствовал аромат табака. Рамзес закрыл глаза и, наслаждаясь свежим ветром,опять стал думать о Джулии Стратфорд, о том, что теперь она в безопасности всвоей тесной маленькой спаленке.