Они переплыли реку, с помощью местногопроводника забрались на ожидающих их верблюдов и поехали к гигантскому храму,где сохранились грандиозные статуи Рамзеса Великого.

Это было захватывающе: ехать верхом на такомзвере. Джулия смеялась ветру в лицо, хотя побаивалась смотреть на землю,которая качалась далеко внизу. И все же, когда они остановились, онаобрадовалась. Рамзес спрыгнул на землю и помог ей спуститься.

Проводник увел верблюдов. Они стояли одни,Джулия и Рамзес, под звездным небом, овеваемые легким пустынным ветерком.Далеко вдали мерцали огоньки их палаточного лагеря. Джулия видела лампу,светившую сквозь полупрозрачную ткань палатки, и крошечный огонек костра,танцующий на ветру: он мигал, словно бы угасал, но потом снова превращался всноп желтого пламени.

Между гигантскими ногами бога-фараона онипрошли внутрь храма. Если на глаза Рамзеса и набежали слезы, то ветер унес их,но вздох царя Джулия услышала. Почувствовав, как дрогнула его теплая ладонь,она прижалась к нему.

Они шли дальше, рука об руку, – его глазавсе еще оглядывали величественные статуи.

– Куда ты отправился, – прошепталаона, – когда завершил свое царствование? Ты отдал трон Мернептаху и уехал…

– Я забрался на край света. Настолькодалеко, насколько хватило смелости. Куда не осмеливался заезжать смертныйчеловек. Я видел обширные леса Британии. Люди там носили шкуры животных,прятались на деревьях и сверху стреляли деревянными стрелами. Я ездил наДальний Восток; я открывал города, которые теперь навсегда исчезли. Я ужетогда начинал понимать, что эликсир действует на мой мозг так же, как на мышцы.За считанные дни я мог выучить новый язык, я мог… как бы поточнее выразиться…быстро адаптироваться. Но вместе с этим началась путаница.

– Что ты имеешь в виду?

Они остановились и теперь стояли на плотноутрамбованном песке. Царь смотрел на Джулию сверху вниз, и лицо его освещалосьмягким сиянием звездного неба.

– Я больше не был Рамзесом. Я больше небыл царем. У меня не стало национальности.

– Я понимаю.

– Я говорил себе, что мир как таковой –это все, что мне нужно. А что мне нужно еще, кроме как странствовать,наблюдать? Но это было не так. Я должен был вернуться в Египет.

– Вот тогда ты и захотел умереть.

– И я пошел к фараону, к РамзесуТретьему, и сказал ему, что хочу стать его стражником. Это случилось тогда,когда я убедился, что меня не берет ни один яд. Даже огонь не смог меняуничтожить. Мне было очень больно, нестерпимо больно, но огонь меня не убил. Я былбессмертен. И это сделал со мной один глоток эликсира. Бессмертен!

– Как это жестоко, – вздохнулаДжулия. Она не все поняла, но переспросить не осмеливалась и терпеливо ждала,пока он сам расскажет.

– После храброго Рамзеса Третьего быломного других великих царей и цариц. Я приходил к ним, когда мне этого хотелось.И так я стал легендой – призраком человека, который разговаривал только справителями Египта. Мое появление считалось великим знамением. Конечно же, уменя была своя тайная жизнь. Я шатался по улицам Фив как самый обычный человек– в поисках друзей, женщин, выпивки.

– Но никто не знал тебя настоящего, незнал твоего секрета? – Джулия покачала головой. – Как ты мог этовынести?

– Да, я больше не мог терпеть, –согласился Рамзес. – И вот тогда я записал свою историю на папирусныхсвитках, которые твой отец нашел в моей тайной лаборатории. Но в те далекие дния был храбрее. И меня любили, Джулия. Пойми.

Он помолчал, будто прислушиваясь к ветру.

– Мне поклонялись, – продолжал он. –Как будто я все-таки умер и стал тем, кем объявил себя: стражником царскогодома, защитником правителей, палачом негодяев, преданным не царю, но самомуцарству.

– Может, боги тоже чувствуют себяодинокими?

Рамзес добродушно рассмеялся:

– Ты знаешь ответ. Но не понимаешь доконца силы снадобья, которое превратило меня в того, кто я есть. Я сам не доконца это понимаю. О, безрассудство тех первых лет: я постоянно проводил надсобой эксперименты, словно какой-нибудь физик. – Горькая складка пролеглау его рта– Понять этот мир – вот наша задача, разве нет? Даже простые вещиускользают от нас.

– Да, с этим трудно спорить, –прошептала Джулия.

– В самые трудные минуты я полагалсятолько на свою веру. Я понимал то, чего не понимали другие. «Все пройдет» – вотдревняя истина. И все-таки я так устал… так устал.

Он обнял ее, нежно прижимая к себе, и онинаправились обратно. Ветер стих. Рамзес согревал Джулию, и только теперь онаполностью открыла глаза, не опасаясь, что в них попадут песчинки. Царь говорилтихо, медленно, вспоминая:

– Потом на нашу землю пришли греки.Александр, построивший много новых городов, сотворивший новых богов. Мнехотелось только одного: погрузиться в сон, похожий на смерть. И все-таки ябоялся смерти, как всякий обычный человек.

– Понимаю, – прошептала Джулия,чувствуя, как: дрожь пробежала по ее телу.

– Наконец я решился на трусливую сделку.Уйду в гробницу, во тьму, – а это, я знал, лишит меня сил: постепенноослабею, погружусь в глубокий сон и уже не очнусь. Но жрецы царского дома, которыйя охранял, будут знать, где я лежу, будут знать, что солнечный свет можетвозродить меня к жизни. Они будут передавать этот секрет каждому новомуправителю Египта, предупреждая, что мое пробуждение должно сослужить добруюслужбу Египту. И горе тому, кто осмелится разбудить меня из простоголюбопытства или со злыми намерениями, потому что тогда я жестоко отомщу.

Они прошли через двери храма и остановились.Рамзес оглянулся и в последний раз окинул взором колоссальные статуи. Лицо царякупалось в лунном свете, падавшем сверху.

– Но во время сна ты был в сознании?

– Не знаю. Я не раз задавал себе этотвопрос. Мне часто казалось, что я вот-вот проснусь, – в этом я уверен. Имне снились сны. О, какие мне снились сны! И если я что-то узнавал, то этопроисходило во сне. Понимаешь, сам я не мог проснуться. У меня не было силпотянуть за цепь, приподнимавшую обитый железом ставень, который мог пропуститьв гробницу солнечный свет. Может быть, я и знал, что происходило снаружи. Вовсяком случае, позже меня ничто особенно не удивляло. Я превратился в легенду вРамзеса Проклятого, Рамзеса Бессмертного, который спит в пещере, ожидая, когдакакой-нибудь храбрый царь или царица Египта разбудит его. Не думаю, что ониверили этой легенде. Пока…

– …Не пришла она.