По опыту совместной жизни с Еленой Анатольевной супруг хорошо знал, что бывают моменты, когда необходимо, во имя мира и здоровья, не просто согласиться с ней – но и делать то, чего она требует. Исполнять, несмотря даже на собственное неприятие ее идей и планов и нарастающее раздражение от того, что она вновь навязала ему свою волю.

Кудряшов-старший при том ясно отдавал себе отчет, что обычно в своих требованиях, в какие бы скандальные и неприемлемые формы они ни были облечены, его жена оказывалась права. Ее мощное, почти звериное чутье нередко отводило от семьи различные неприятности. Больше того, когда они фактически оказались в разводе, жили на два дома и даже на две страны – Александр Николаевич продолжал дипломатическую деятельность в Нидерландах, а она строила новую жизнь в Москве, – он не переставал прислушиваться к советам, которые она в процессе непрекращающегося общения, телефонного и письменного, ему давала. Пусть они по форме выглядели сколь угодно неприемлемыми – порой грубыми, нечуткими, амбициозными, – но зато по сути своей почти всегда оказывались верными.

Поэтому бывший дипломат, а теперь преподаватель собрался мчаться, разговаривать с сыном. Но как его найти?

Оказалось, что из госпиталя Артем выписался.

Дома не появлялся.

И мобильный телефон его не отвечал.

* * *

Капитан полиции Кирилл Косаткин

Анастасия и Юлия Баскаковы не таились и не скрывались.

Мы повесили уши на их мобильные телефоны (то есть организовали прослушку).

Прослушка свидетельствовала: гражданки подозреваемые в настоящий момент проживают в городе-герое Москве. Новые преступления не готовят, наслаждаются жизнью. Более того, готовятся к событию весьма торжественному, которое обе вряд ли смогут пропустить.

Планируется оно в столице в ближайшие выходные.

Я написал рапорт о командировке, и наш полкан, начальник управления, как ни странно, его подписал.

Первым же рейсом я вылетел из Кубанска в Первопрестольную.

* * *

Александр Николаевич Кудряшов поиски сына начал с обзвона его друзей.

Ради благой цели дозволительно слегка приврать, считал он. Поэтому каждому приятелю сына вкручивал простую легенду: он никак не может разыскать Артема, а между тем сын срочно нужен – тяжело заболела мать, необходима сыновняя помощь и поддержка. Отец уверен был, что жена, когда и если узнает, что он использовал ее имя в подобном контексте, не станет пенять ему – главным для Елены было благополучие сына, ради этого она готова была, и муж знал это, не то что сказаться больной, но и в реальности поболеть.

Кудряшов-старший всегда старался принимать посильное участие во взрослении сына, и координаты друзей Артема оказались в его записной книжке по разным случаям: кто-то приезжал вместе с сыном к отцу в Голландию; с кем-то тот занимался айкидо, и папаня, будучи в отпуске в Москве, возил обоих в секцию и на соревнования; для кого-то он доставал за границей лекарство. Поэтому база данных, чтобы развернуться, имелась. А артистические способности и подготовка имелись хорошие: голос у него в процессе переговоров с друзьями звучал взволнованно, а порой блистал послушной слезой.

И второй оказавшийся в списке приятель сына на уловки отца клюнул – то был как раз казавшийся самым циничным Андрей (тот, что путешествовал с Артемом по югу и теперь встречался с Настиной названой сестрой Юлией). Взволнованный болезнью, якобы происходящей с родной матерью приятеля, он сдал его со всеми потрохами: раскололся, что проживает тот в съемной квартире по адресу Аллея Жемчуговой, дом ***, корпус ***. Он не сказал, с кем делит жилье сын, но Александр Николаевич догадался – трудно было не догадаться: с той самой девкой с Кубани, с кем в ближайшие выходные собрался венчаться.

Теперь оставалось выманить ребенка из укрытия – и, самое главное, найти слова, чтобы отговорить его совершать роковой поступок.

Александр Николаевич понятия не имел, где находится Аллея Жемчуговой, как и о том, что в Москве имеется улица с этим именем. На окраинах столицы он вообще бывал весьма редко – в последний раз, наверное, во времена, когда учился и – случалось, да, случалось – имел разной продолжительности студенческие романы. Но и тогда, кстати, понимал, что крутить можно с кем угодно, хоть с подавальщицей пива в шалмане, но жена – это совсем другое, и ее надо выбирать тщательно и придирчиво, по знакомству и рекомендациям, словно бриллиант в прекрасной оправе. А вот сыну подобное мудрое знание он передать, увы, не сумел.

Кудряшов-старший проложил на навигаторе маршрут. Оказалось, ехать надо в чертову даль, на окраину, почти к самой кольцевой. Впрочем, МКАДом теперь столица далеко не ограничивалась – говорят, даже метро за автомобильным кольцом появилось.

Сам Александр Николаевич дальше ТТК [27] выезжал редко – если только в аэропорты, или на дачу, или во вновь открытые Лужники.

Жаль, что Темка совершенно не понимает, что тем мезальянсом, который он готовит, он, вместо того чтобы возвыситься (как мог бы) благодаря удачному браку, напротив, резко понизит качество своей жизни. Демократизм, равенство и братство, конечно, прекрасны, но во всем должна быть мера. А жениться на простолюдинке, девушке из села, без рода, без племени – явный перебор.

Печально. Ты на протяжении своей жизни накапливаешь огромный опыт. Ты готов им поделиться, передать его. Но он оказывается никому не нужен. Александру Николаевичу еще повезло: он преподает. Но его студентов интересуют (если интересуют, конечно) только знания, голые схемы, приемчики, ухватки. А то, что их препод понял, передумал, перечувствовал и что может пригодиться любому, не интересовало никого.

Почему-то ему вспомнился его влиятельный дед, бывший член ЦК и зампред Госплана – когда его списали в отставку, он все сидел на даче и поучал каждого, кого только ни встретит на пути: собственную жену, кудряшовскую бабку, садовника, сына, невестку, шофера, горничную, внука… Тогда Александр Николаевич думал, что страсть к нравоучениям – оттого, что дед всю жизнь служил по партийной линии, занимался идеологической работой и, пока был в силе, вечно народу лозунги вкручивал – и продолжал на пенсии, по инерции. Но теперь понял: дело не в дедовской профессии, а скорее в накопленном жизненном опыте, который оказался невостребованным.

Как никого не интересовал, включая родного сына, опыт самого Александра Николаевича.

Девятиэтажный блочный дом, где проживал сын (надо надеяться, временно), изо всех сил старался казаться не хуже других: недавно подновленный, подкрашенный, с пластиковыми окнами. Но все лоджии застеклены – кто в лес, кто по дрова, в разную меру вкуса и богатства. Смотрится уродски.

В подъезде, на лестничной клетке и в лифте столь крупногабаритному мужчине, как Александр Николаевич, показалось тесно. Создавалось впечатление, что дом специально построен для какой-то особенной породы малогабаритных советских людей. «Боже, – невольно подумалось, – как же здесь помещается совсем немаленький сынуля!»