Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В 1927 году Белл покинул Гарвард и академический мир. Для тех, кто считает академические круги Шангри-Ла[118], а Гарвард – одним из самых великолепных храмов, его решение немыслимо.
Он ушел потому, что шпиону нужно время от времени бросать дымовую шашку и исчезать? Письма Белла не объясняют четко, почему он ушел, но на его решение, вероятно, повлияло множество факторов. Он скучал по красоте прибрежной Новой Шотландии. Хейзел требовалась серьезная операция. Его студент покончил с жизнью. А брат Ральф, богатый и влиятельный бизнесмен из Новой Шотландии, хотел привлечь Уинтропа в семейный бизнес. Высокая зарплата означала перспективу выхода на пенсию до 50 лет. Даже Гарвард не мог с этим конкурировать.
Белл ушел из семейного рыболовного бизнеса в 1933 году в возрасте 48 лет и переехал с Хейзел в Честер, Новая Шотландия, на море. Он назвал свой дом Драмнаха в честь семейной фермы предков в Ирландии. В Драмнахе, как он писал другу, «издалека, со стороны гавани, доносятся тихие звуки, и можно услышать плеск воды на берегу у подножия холма».
Тем временем по ту сторону Атлантики нацисты поднимали шум. Идиллия Белла близилась к концу.
19
Игра в саботаж
Битва за Британию могла быть проиграна … если бы не радар.
Сэр Уильям Дуглас, главнокомандующий Британским командованием истребительной авиации [1]
26 июля 1934 года в Антверпене, Бельгия, было теплое и солнечное утро четверга. 50-летний бизнесмен на пенсии, профессор и шпион наслаждался последними часами отпуска в свободной зоне Европы вместе со своей женой. Позже в тот же день, после поездки на поезде в нацистскую Германию, Уинтроп Белл вышел из отставки, чтобы снова сыграть в шпионскую игру. На этот раз это была миссия для двоих, так как с ним поехала Хейзел.
Беллы вместе гуляли по живописному старому городу, наполненному цветущими азалиями и бегониями, разговаривая и показывая пальцем. Уинтроп настроил камеру, чтобы сделать фотографию. Наплыли облака, испортив снимок. К счастью, в Антверпене было много хороших крытых вариантов для прогулки. Беллы направились в музей Плантена – Моретуса, где увидели Библию Гутенберга и первое издание «Индекса запрещенных книг», а оттуда в художественную галерею, где осмотрели «Мальчика-рыбака» Хальса, «прекрасный портрет Рембрандта» и «Алтарь Страстей» Мемлинга.
Германия, как знал Белл, за 15 лет стала намного опаснее. Для А12 было едва ли безопасно шпионить в 1919 году, когда нацистские убийцы преследовали своих врагов по всей стране. Но в 1934 году опасность возросла в геометрической прогрессии. Нацисты теперь полностью контролировали государственную машину с оружием, камерами пыток и концентрационными лагерями для всех, кто с ними не согласен.
Как Белл вышел с пенсии? Документальных свидетельств, аналогичных тем, что существовали в 1918 году, по-видимому, не сохранилось (многие собственные документы Белла, в том числе некоторые из его шпионских документов, были потеряны во время пожара в Галифаксе в 1920-х годах). Но вполне вероятно, что его брат Ральф, имеющий хорошие связи с правительствами Канады и Америки, помог организовать прикрытие через свою рыболовную компанию в Локпорте. И снова, как и в случае с Reuters в 1919 году, для Белла это было не просто прикрытие – он действительно работал. Уинтроп был похож на обычного бизнесмена, задавая уточняющие вопросы в некоторых из наиболее важных городов и портов Германии. Совершенно убедительно. Он знал рыболовный бизнес вдоль и поперек, что отличало его от некоторых других шпионов, которые не знали реальных подробностей своей работы по прикрытию. Зачастую это была фатальная ошибка.
Пассажиры набили поезд Брюссель – Кёльн до отказа. Зрелище совершенно противоположное тому, что наблюдалось 15 годами ранее, когда люди хотели покинуть Германию, а не въехать в нее. Единственным способом въехать в страну в тот день был третий класс до Льежа, затем пересадка в Аахене и, наконец, поезд до Кёльна. Белл купил плохие билеты. Важно было приехать в Германию, а не сделать это с комфортом.
Когда поезд Беллов направился на восток, накатились темные тучи и ветер усилился. Надвигалась сильная буря. Они добрались до Кёльна до ее начала и высадились в ухоженном городе, заполненном туристами, из которых 400 – в одной лишь туристической группе Кука[119]. Толпы хотели взглянуть на знаменитую новую Германию Гитлера, которая казалась богатой, в то время как остальной мир погряз в Великой депрессии. Это была иллюзия процветания, построенная на воровстве у евреев и тратах на подготовку к следующей войне. Но на тот момент миллионы людей по всему миру верили в этот мираж.
Беллы поселились в отеле Fürstenhof – под тем же названием, что и его старое берлинское пристанище. Возможно, Уинтроп испытывал ностальгию, а может быть, просто номер стоил недорого. За три с половиной марки он получил «прекрасный вид» и «все удобства». Они съели «отличный» ужин на Хоэштрассе с «прекрасным мозельским вином». Хорошая еда в Германии? И поезда ходили вовремя. Все сильно отличалось от 1919 года.
Отель Беллов находился в нескольких шагах от огромного кафедрального собора. Там они восхитились золотым и украшенным драгоценными камнями реликварием, в котором хранились кости волхвов, посетивших Иисуса незадолго до того, как параноидальный царь Ирод убил еврейских младенцев мужского пола в Вифлееме[120]. Белл еще не знал, что фюрер планирует превзойти Ирода.
Беллы были в Кёльне, чтобы навестить философа Эдит Штайн в монастыре кармелитов, где она теперь жила. Она была этнической еврейкой, но, будучи студенткой, сначала стала атеисткой, а затем обратилась в католицизм. В конце концов она стала монахиней, сестрой Бенедиктой. Их разговор проходил «через решетку». Для Белла, протестанта, это было странно, но он признал, что Бенедикта была «безмятежна».
Визит дал ему первый шанс увидеть своими глазами, какой была жизнь евреев под властью нацистов. Штайн знала о преследованиях и была одной из первых ученых, выступивших против националистов. Ее лекции начала 1930-х годов показали, как реакционеры сделали мишенью женщин, вытесняя их с работы и требуя, чтобы они рожали детей [2]. Будучи еврейкой и женщиной, она испытывала давление с двух сторон. Позже в том же десятилетии