остальных, иногда требуя остановится, чтобы передохнуть. Нет, лучше не дергаться, сохранять статус-кво.

– Может, непонятно для тебя скажу, – заявила Конопатая так, чтобы никто, кроме Кирюхи не услышал, – но Говорящий для нас такой же капитал, как и циферки с листа секвохи.

– Вот уж действительно – непонятно, – хмыкнул в ответ Крил. – Чего в нем капитального? Какая ценность?

– Во-первых, он оборотень. Да, польза для нас сомнительная, но кто знает… В жизни всякое случается.

– А во-вторых?

– Во-вторых он бывший. Руководствовал гнездом, охотники из которого, среди прочих, идут сейчас на город. Если устранить стерву, то он их снова может на свою сторону переманить. Влияние имеет.

– Для нас разве это хорошо? Продолжит ее же дело!

Конопатая подумала с минуту.

– Нет. Не такой он авантюрист. Не дурак, чтобы глупости творить. Осторожный, не хочет напрасной войны. Большое дело задумывал только для объединения гнезд под своим началом, да изгнания нелюдей, чтобы уж совсем не было для его власти никакой угрозы. В старых книгах это называлось политикой. Вот он и есть политик. А Мария – она другая. Она… Хм… Не знаю, как сказать. Человек, одним словом.

– Ну спасибо. Я, кстати, тоже человек. Если ты позабыла.

– Ты хороший человек. Она – безумный. Такие люди, когда до власти добираются, могут миллионы других ни за что положить, только ради своих никому не нужных идей. А сейчас, наверное, и на всей планете-то миллиона людей не будет.

– Хватит бормотать друг с другом! – прервал их Говорящий. Он остановился, дождался, когда они с ним поравняются. – А то будто заговор за моей спиной готовите.

– Пока ты против нас ничего не замышляешь, мы тоже воду мутить не станем, – парировала Конопатая. Но дальше они пошли втроем и тайные разговоры с Кирюхой Дашка прекратила.

До спуска в треклятый тоннель, погубивший палача Германа, шли, казалось, дольше, чем тогда, в поисках станции. Дорогу знали только Конопатая с Крилом, но и они боялись промахнуться, выйти не к развалинам древнего города, а, не дай бог, к полосе зарослей, которая была для нелюдей словно магистраль с севера на юг и обратно.

Прошли небольшое озерцо с двумя островами, которые они тщетно обыскивали несколько дней назад. Значит, направление верное, идти осталось недолго. На небе, за серыми тучами, солнце уже клонилось к закату. Хоть по северному пониманию темнота зимой – не обязательно вечер, а только искать спуск в подземелье лучше было при свете. И Конопатая поторапливала всех, помогая отстающему Захару.

Тайга, наконец, расступилась. Впереди был спуск в низину, за которым подъем и спящие под снегом городские окраины.

– Должен быть люк, – сказал Кирюха. – Где-то здесь. Смотрите лучше!

Они топтались, постепенно расширяя круг поисков, распинывая свежий снег, нападавший за эти дни. Следов, конечно, не сохранилось, да и свои пометки Крил с Дашкой делать побоялись, не хотели привлекать внимание посторонних ко входу в тоннель. Большелодочник уже успел пожалеть об этом, когда за его спиной что-то скрипнуло. Он обернулся.

Один из охотников стоял в нескольких шагах от него, почти в том месте, где перед этим прошел и сам Крил. Охотник держал приподнятую створку люка, скрывавшего круглый вход в темноту подземелья.

– Молодец, Жилявый! – похвалил его Говорящий с небом.

Первой помогли спуститься Дашке, за ней последовали оба охотника, их хозяин, наконец Вайсман – с кряхтеньем и ругательствами. Последним, закрывая за собой люк, нырнул в подземелье Крил.

Включили приготовленный на этот случай фонарик, двинулись вперед по бетонной кишке. Кирюхе все казалось знакомым, но оттого и жутким. В памяти то и дело всплывало темное видение: поднимающийся с четырех конечностей силуэт, а потом – черная, не успевшая снова стать человеческой, рука Конопатой.

– Если ночевать будем в тоннеле, – заметила девчонка, – то лучше остановиться сейчас.

Парень понимал, о чем она. Но Говорящий возразил:

– Почему? Давайте отойдем подальше от входа. Не хочу спать рядом с люком.

– Дальше, – сказал Крил, – будет комната с кучей мертвецов. Мы можем пройти еще, но не слишком далеко. А то покойники будут портить нам аппетит перед ужином. И, пожалуй, спать рядом с ними тоже не слишком весело.

– О… – Говорящий с пониманием кивнул. – Свежие? Покойники? Интересно, кто их так?

Конопатая с Крилом переглянулись, но говорить ничего не стали.

Расположились в просторной нише, дающей возможность убраться с дороги, не спать посреди тоннеля. Не то, чтобы кто-то мог идти мимо и наступить – вряд ли в подземелье оставалась еще хоть одна живая душа – а все-таки лежать в сторонке было приятнее.

На запасы продовольствия, хранившиеся в холодильниках и кладовых научной станции, грех было жаловаться. И путешественники не постеснялись взять все, что не мешало им нести оружие. Теперь можно было позволить себе хорошенько набить брюхо – еды хватит на всю дорогу.

– Как рана? – спросила Дашка Вайсмана.

Тот лишь скривился в ответ – “терпимо”.

– Обидно было оставлять дом? – не унималась она. – Ты уж извини, но иначе никак. Может, потом вернешься.

– А-а! – махнул он рукой. – Если подумать, ерунда это все. Только кота жалко, – Захар грустно опустил голову. – Попал Барсик под раздачу во время перестрелки. Хоть и клонированный был, а все равно… Жалко! Несколько лет вдвоем на станции прожили.

Он запил водой сытный ужин, лег на пол, сунув под голову дорожный мешок. Вскоре и другие последовали его примеру, лишь один из охотников – Меткач – остался дежурить, включая время от времени фонарик, проверяя, нет ли чего подозрительного с обеих сторон тоннеля.

Ночью Конопатую пробудил зов природы. В другом обличье она бы и думать об этом не стала – где приспичило, там и прольется. Но будучи человеком не могла себе такого позволить. Поднялась, кивнула встрепенувшемуся Жилявому, который уже сменил на посту напарника. Шепнула:

– Сейчас вернусь.

Повернула голову направо – туда, откуда пришли, где большой зал и люк в потолке. Потом налево, в сторону бандитов, с которыми сама расправилась и которые лежали сейчас где-то там, в глубине тоннеля. “Какая разница? Все равно ничего не видно!”

Наощупь пошла к мертвецам. Десять шагов, пятнадцать. Остановилась. Спустила штаны, присела, с наслаждением освобождаясь от лишней жидкости. Когда дело было сделано, поднялась и едва успела застегнуть три разномастных пуговицы, изготовленных мастеровым Южного базара, как из темноты что-то надвинулось,