Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Отправила людей, чтобы доложили командирам – она пришла, пусть собираются у ее костра. Приказала Прыткому позвать кого-нибудь, кто бывал раньше на базаре, знает, что там и где… Маша опустила голову, зажмурилась на мгновение. С самого утра она чувствовала недомогание, но каждый раз, когда, казалось, нужно лечь на снег, закрытый еловыми ветками, накинуть сверху шубу и погрузиться в безбрежный океан жалости к самой себе, она сжимала зубы и делала то, что считала нужным. “Потом будет время отдохнуть. Но не сейчас. Если дать слабину, упустить какую-то мелочь, то никакого “потом” может и не наступить”.
Выпрямилась, вдохнула холодный, пахнущий сыростью воздух – со вчерашнего дня началась оттепель и с деревьев капало, твердый наст под ногами превращался в хрупкую ледяную корочку.
– Это Хмельной, – послышался голос Прыткого, – он часто ходил на юг по торговым делам.
Маша обернулась, глянула на бородатого мужичка с будто выцветшими, но все еще веселыми глазами.
– И сейчас, что ли, принял?
– Да что ты, Властительница! Такие дела вокруг… Я ж понимаю… Оно ведь… А надо, чтоб…
Отмахнулась, заставив его молчать. Вынула из кармана смарт, активировала, раздраженно дернув краешком рта, когда заметила, что заряда едва ли хватит до конца дня.
– Смотри, – показала экран Хмельному. – Понимаешь?
Видно было, что мужичок впервые смотрит на такую штуковину. Изучал он ее во все широко раскрытые глаза, не мог оторваться.
– Я спрашиваю – понимаешь, что тут нарисовано?
Спохватился, промямлил что-то невнятное. Маша сделала вывод – не понимает.
– Представь, что ты птица, летишь высоко над Южным базаром. Ну?
Он быстро закивал.
– Это дома, тут – видишь линию? – стена, окружающая город. В центре площадь. Соображаешь теперь?
– Да, Пришедшая Властительница.
– Кто в городе охраной заведует? Знаешь?
Хмельной кивнул.
– Дядька хваткий, за чужаками следит, хоть и не препятствует торговым делам.
– Где он живет? Дом его видел на базаре? Показывай!
Бородатый водил пальцем по экрану, из-за чего картинка дергалась.
– Не трогай ручищами-то, – ругнулась Маша.
Указал, наконец, на прямоугольную крышу, при увеличении оказавшуюся плоской площадкой, зажатой между трубами.
– Здесь, должно быть.
– Должно быть или здесь?
– Здесь. Его это дом, точно.
Были у нее к торговцу и другие вопросы, но Прыткий уже подавал знаки, кивая в сторону костра – “собираются”.
– Ладно, позже договорим, – сказала Маша Хмельному. – Далеко не уходи.
Сама закуталась плотнее, словно это могло уберечь ее от зорких глаз чужих командиров, не дать им проникнуть в ее душу и мысли. И все равно, подходя к жаркому огню, чувствовала, как ощупывают ее любопытные взгляды. Не поймешь – то ли готовы эти люди ей подчиняться, то ли таится в них что-то свое, согласное с ней лишь до поры до времени. “Ничего! Поживем, увидим – кого из них можно в прорубь или муравьям, а кто и пригодится на будущее, готов будет мне башмаки целовать”.
Они сидели кругом, положив на снег кто одежду, кто ветки. Для нее же свои успели сготовить стул. Не трон, конечно, но в лесу, среди дикарей, сойдет и это. Маша остановилась, опершись на его спинку – садиться не хотела, ей казалось, что от этого мутить будет сильнее. Краем глаза заметила, как в сторонке топтались сопровождающие, собираясь кучками по два-три человека. Каждый командир со своей охраной пришел, не доверяют они друг другу. Ну и хорошо.
– Зря болтать не станем, – сказала она громко, чтобы слышали все. – Раз собрались, значит согласные на дело. Или, может, кому-то отдельное объяснение требуется?
Все молчали и она удовлетворенно кивнула.
“А ведь знают… По рожам их хитрым вижу, что знают – не имеет взятие базара прямого отношения к выдавливанию нелюдей с севера. Передел влияния, ничего больше. Каждое гнездо в отдельности не рискнуло бы соперничать с южным городом, а вот все вместе – другое дело! Думают, что уничтожив опасного конкурента, со мной и друг с другом потом разберутся. Как-нибудь”.
Но никто и словом не обмолвился о большой политике. Их будто не интересовало ничего, кроме организации штурма – какие отряды с какой стороны пойдут, что будет их целью…
– Брать надо со всех сторон разом! – громче других заявлял молодой и горячий, с разрисованным татуировками лицом.
– Верно, – спокойно вторил ему старый командир. – Но только те, у кого больше огнестрелов, первыми пусть идут, чтобы большую часть вражины на себя отвлечь.
Огнестрелов, по правде сказать, почти ни у кого и не было. Кроме ее, Властительницы, отряда. Пронюхали командиры и про то, что есть у нее взрывчатка, что добавляло уважения, но вынуждало Машу согласиться принять главный удар на себя.
– Мудрить тут нечего, – сказала она, – пойдем на главные ворота. Мои люди и еще от двух гнезд охотники. Да парочку отрядов позади надо держать, на всякий случай. Когда каша заварится, остальные двинут на штурм с других сторон. Ну а там… Как сложится.
– В город войдем – девок с бабками да ребятней надо будет куда-то загнать, чтобы под ногами не мешались, – заметил пожилой.
Маша посмотрела на него, потом на остальных. Взгляд ее был темным, но не от цвета зрачков, а оттого, что за ним скрывалось.
– Некогда будет сортировать. Рубите и колите все, что мешает! Охотники вы или нет? Чего боитесь? Гнева своих духов?
И после минутного молчания добавила:
– Я перед ними за вас отчитаюсь.
Она разжала побелевшие пальцы, отпустила спинку стула. Проходя мимо Прыткого, бросила ему едва слышно “сейчас вернусь”. Пришлось отойти на полсотни шагов, спрятавшись за деревьями, чтобы ее никто не видел. Маша упала на четвереньки, от спазма у нее скрутило живот и она выплеснула из себя все, что съела утром. Отплевываясь, села на колени.
– Вот дерьмо. Что это? От чего?
Черное мясо, поедаемое людьми из гнезда, ей, конечно, не нравилось. Но она заставила себя привыкнуть и серьезных проблем это не вызывало. Чем еще можно было травануться? Да ничем.
Утерлась снегом. Руки ее дрожали и перед глазами мельтешили темные точки. Она почувствовала рядом чье-то присутствие, повернула голову. В нескольких шагах от нее стоял Прыткий.
– Разве я просила идти за мной? – собственный голос показался ей совсем не таким, каким был несколько минут назад, когда она стояла у костра. Сейчас он был слабым, тонким.
Маша позволила