Забавно, я докопалась до правды, узнав, что моя одержимость куда сильнее, чем у Феликса. Я ела какие-то из твоих вещей, потому что чувствовала необходимость не просто быть частью тебя, соединиться с тобой, а еще, как это ни парадоксально, бороться с тем, что ты мной управляешь. Тогда это было логично, во всяком случае для меня. То, что я поедала твои волосы и зубы, доказывало, что ты принадлежишь мне точно так же, как я тебе. А теперь я вытеснила эту привычку навязчивой идеей понять тебя. Я никогда этого не достигну в полной мере. Ты сияешь слишком ярко, ослепляя меня, так что я никогда не смогу увидеть, что творится у тебя в голове. Я знаю это, но все равно пробую снова и снова. И, возможно, я зря приехала, возможно, хватит с меня уже загадок, ведь эта история уже раскрыла для меня самый важный факт – ты сущее зло. Я знаю, что ты сделала, Тильда, и знаю, как ты это сделала.

Такси заворачивает на крутой и тенистый изгиб дороги и едет вперед, вдоль белой стены, розовой в вечернем солнце. Вижу металлические ворота, кодовый замок, номер дома – 1708. Водитель недружелюбно озвучил стоимость поездки, а когда я заплатила, уехал, даже не попрощавшись, так что я остаюсь стоять одна посреди дороги, куртка перекинута через руку, тяжелая сумка тянет к земле, я беженка из зимней страны, впавшая в замешательство из-за яркого солнца и каких-то незнакомых насекомых, которые издают скрипучие высокие звуки.

На домофон отвечает мужчина со знакомым американским акцентом, как у Феликса, но чуть сильнее и более умиротворяющим тоном.

– Лукас? Что ты тут делаешь?

Он впускает меня, и я тащу свою сумку по узкой дорожке из плитки, над которой нависает густая растительность, частично скрывая от глаз бассейн по левую сторону от меня, голубые отблески ниже уровня дорожки на высоту ступеньки. В конце дорожки Лукас ждет меня у входа в дом, одной рукой опираясь на дверную раму, он кажется до странного беззаботным. На нем розовая льняная рубашка, и на долю секунды мне кажется, что она принадлежала Феликсу, вот только он никогда бы не стал носить ее так: не заправив, намеренно расстегнув пуговицы.

– Хотел сказать: «Привет, сестра», – говорит он. – Но ты ведь теперь мне уже не сестра?

– Ох, даже не знаю. – Мне тоже все равно, я бросаю сумку на пол. – Где она?

– Наверху. Собирается, прихорашивается к премьере фильма. Это сегодня вечером. Просила передать, чтобы ты поднималась, но не сразу, потому что она пока в душе, так что проходи, давай налью тебе что-нибудь попить или типа того. Ты, должно быть, дико устала. Что будешь, Калли? Чай, коктейль с лаймом или бокал вина? У нас только игристое, Тильда любит его.

Отмечаю это «у нас только». «У нас» – это звучит, как будто он живет здесь. И «Тильда любит его» – как будто знает ее предпочтения. Я выбираю игристое вино, чтобы успокоить нервы, и мы садимся рядом на низкий квадратный диван, я оглядываюсь, рассматривая ее новый дом. Тут темнее, чем на Керзон-стрит, темная плитка на полу, деревянные шкафы на кухне, растения и кусты наползают на стеклянные двери во всю стену. Понравилось бы такое Феликсу? Не думаю. Ощущения хаотичности нет, но все-таки линии нечеткие, много подушек, занавески с драпировкой, а на стенах – картины холмов и закатов. Не такие безумные, как у мамы, но тоже не далеко ушли.

– Ты был здесь, когда все случилось? – Пожалуй, можно переходить к делу.

Судя по его позе, он не заметил, что я напряжена. Он думает, мне просто любопытно. – Да, я здесь уже пару недель, у меня работа неподалеку. Еще один дом.

– Поздравляю.

– Так что да, я был тут. Она казалась милой девушкой. Немного эксцентричной и, наверное, капризной, тихой. Но в целом – милой.

Размышляю о том, что «милый» – это слово, которое подходит ей наименьшим образом.

– Так что именно случилось? Я знаю только, что она утонула в бассейне. Тильда написала мне письмо о суматохе в газетах и все такое, но я не знаю ничего конкретного.

– О, ясно. Ну, она объявилась, намереваясь тут жить, и не уверен, что Тильда этого ожидала от нее. Они не так уж хорошо друг друга знали, в конце концов. Учились вместе в школе драмы, как я понял, но это было сто лет назад. Шарлотт, похоже, думала, что у них с Тильдой какая-то особая связь, что Тильда будет счастлива видеть ее у себя в гостях. Тильда не нашла в себе сил выставить ее, и Шарлотт просто стала жить здесь. Она старалась быть полезной, как мне кажется: ходила каждое утро в магазин, покупала еду, готовила. Еще придумывала, какие фильмы мы будем смотреть по вечерам. Она считала, что здесь она сможет стать актрисой, как и тысячи девушек до нее, разумеется; но не осознавала, что они с Тильдой в совершенно разных весовых категориях. В Тильде есть что-то особенное. А в Шарлотт – нет.

Обращаю внимание на различия между Лукасом и Феликсом. Он кладет ноги на кофейный столик, пьет вино слишком уж быстро. А еще что-то в его голосе, когда он говорит о Тильде – некое восхищение, почти священный трепет – наводит меня на мысль, что она и его взяла под контроль, и я сочувствую ему.

– В общем, в ту ночь… – продолжает он. – Шарлотт и Тильда были у бассейна. Шарлотт, помнится, была в одном из платьев Тильды, длинное такое, шелковое, золотого цвета – у него был надорван шов, и Тильда сказала, оно ей больше не понадобится и Шарлотт может оставить его себе. Они пили, Шарлотт приняла кокаин, а потом они плавали. Это ведь смертельное сочетание, известное дело. И они плавали в одежде, это тогда показалось им забавным. Немного сумасшедшим, но в хорошем смысле. Я тоже был в доме, на этот раз ужин готовил я. Так или иначе, Тильда вылезла из бассейна вся мокрая, с ее юбки стекала вода, после нее на плитке оставались мокрые следы. Она пошла наверх, в душ, потом спустилась, удивившись, что Шарлотт не появлялась. Мы вышли на террасу, позвали ее, но она не пришла. Тогда мы, Тильда и я, пошли к бассейну. Там она и была, лежа лицом вниз, черные волосы расплылись по воде, платье запуталось вокруг ног. У меня сразу включился режим чрезвычайной ситуации, я прыгнул в бассейн, и вместе мы вытащили ее…

Мы сидим молча, я кладу ноги на кофейный столик, рядом с ногами Лукаса. Слышу звуки, которые издает моя сестра наверху, хлопок двери, скрип стула, и говорю:

– Ты винишь в этом Тильду?

Он отвечает не сразу.

– Нет, совсем нет. С чего бы?

А потом раздается ее голос, такой легкий, такой посвежевший:

– Калли, иди сюда!

Оставляю Лукаса сидеть на диване и поднимаюсь по лестнице, увидев, что Тильда ждет меня, стоя в проеме двери в спальню, окутанная розоватым светом, льющимся из открытой двери позади нее, двери, ведущей на балкон. Она одета в тонкую белую тунику из хлопка на голое тело, босая. Длинные светлые волосы только что высушены, слегка мерцают на концах, как, бывает, мерцают пылинки, летающие в потоке света. У нее милое выражение лица, такое мягкое удивление.

– Я же говорила тебе, что приезжать необязательно, маленькая. Уж слишком здесь все запуталось, лучше было бы подождать… Все непросто…