Да, Калли, я знаю, что ты это читаешь. Я знаю, что ты рылась в моих вещах, искала что-то, что можно съесть, пыталась узнать о моей жизни, и ты бы никогда не прошла мимо моего любимого тайника. Ты думаешь, что знаешь меня, что знаешь всю мою подноготную, но я знаю тебя лучше!

Для тебя, сестричка, у меня есть последнее послание, скажу как есть: прекрати свою неустанную слежку. Ты думаешь, что в моей жизни есть какие-то тайны, которые надо раскрыть, но их нет. Я просто женщина, потерявшая мужа, скорбящая вдова. Позволь мне ею быть. Феликс был харизматичным чудаком с пристрастием к излишнему контролю, он трагически умер по нелепой и жестокой случайности, из-за дурацкого сердечного заболевания. Да, он был опасен, да, он манипулировал моими чувствами – теперь, когда его не стало, я это понимаю – и я могла умереть первой. Но теперь все кончено, и мне нужно двигаться вперед.

Постарайся принять мои решения. У меня будет новая жизнь, новые роли, агент в Америке очень вдохновлен тем, какие перспективы ждут меня в Лос-Анджелесе… Я смогу забыться в работе и, возможно, обрету настоящий успех. Это будет большим облегчением после такой травмы, после смерти Феликса. Я надеюсь, что смогу и достаточно побездельничать, праздно шатаясь по вилле, расположенной где-нибудь среди холмов Голливуда, прерываясь на сон, плавание в бассейне, а может, даже попробую освоить медитацию!

Что насчет тебя, Калли, наполни свою жизнь чем-то полезным, подумай о собственных амбициях. И действуй, попробуй воплотить что-то! Ты сможешь! И мое предложение остается в силе: если тебе понадобится психолог, я оплачу, и ты можешь оставаться на Керзон-стрит столько, сколько захочешь, меня не затруднит оплачивать коммунальные счета. Я могу себе это позволить, я унаследовала деньги Феликса. Он умер слишком рано, не успев заработать тех миллионов, о которых мечтал, но там достаточно и для тебя, и для меня.

В общем, пойми, что наша прежняя жизнь закончена и будущее начинается сейчас.

Тильда.

Думая о ее письме, я бродила по квартире в поисках чего-нибудь, что можно было бы съесть. Она права на этот счет. Я поискала в ванной, надеясь, что она что-нибудь оставила, старую зубную щетку или помаду, с которой можно было бы соскрести верхний слой. Но ничего нет. Она вывезла все, кроме некоторой ненужной одежды, здесь больше не было ничего от нее, все Феликс, Феликс, один сплошной Феликс.

Я лежала на кровати, перечитывая письмо и удивляясь тому, как изменился ее тон. Не было больше Тильды, обезумевшей от горя, теперь она зарывалась в глубь себя в поисках оптимизма, представляла светлое будущее, и я должна бы порадоваться за нее. Но я не могу радоваться. Все произошло слишком быстро. Я знала, что на самом деле она сейчас только на первых стадиях горя, а ее настоящие чувства – это водоворот из боли и гнева. Жизнерадостность в последних строчках ее письма можно объяснить исключительно тем, что это все душераздирающая фальшь, и я подумала: если она способна на такие восхитительные и невероятные усилия, чтобы выжить, то и я должна быть сильной. Я не должна сдаваться, останавливаться, какой бы уставшей или павшей духом я себя ни чувствовала, и я снова открыла «Досье», прокручивала его вниз, останавливаясь в случайных местах, и читала то, что писала в начале лета, уделяя особое внимание своим наблюдениям за внешностью Тильды: о ее похудевшем лице, нервном взгляде, неопрятном виде. Затем я попала на заметку, о которой совсем позабыла: «Подозревает ли Фелисити Шор, что что-то не так? Есть ли у нее еще какая-то информация?» – Казалось, это было так давно. Тогда я обыскивала Керзон-стрит на предмет хоть каких-нибудь ключей к разгадке и услышала сообщение на автоответчике, в котором агент Тильды умоляла ее: «Давай пообедаем или как-то еще встретимся и посмотрим, какие у тебя есть варианты». И я решилась: в качестве последнего усилия и ради Тильды – я увижусь с Фелисити Шор.

* * *

Она сказала, что сможет уделить мне пару минут в дневное время. Я дошла пешком до ее офиса в Сохо.

– Здравствуй, Калли. – Она приветливо протянула мне руку, ее пухлая ладонь была слегка влажной. Крупная женщина в одежде большого размера: пурпурный свитер кроя летучая мышь поверх длинной зеленой юбки из джерси. А еще на ней куча украшений: броское серебряное колье со свисающими пластинками, наверное, африканское, толстые серебряные браслеты, гигантские голубые очки.

В ее кабинете беспорядок, везде развешаны фотографии клиентов, глянцевые фотопортреты и фотографии актеров во время работы, на сцене театра или на съемках. Я уселась в предложенное мне мягкое кресло, слегка растерявшись от фотографий и запаха сигарет, и думала о том, как мне объясниться, с чего начать беседу. В голове было совсем пусто, и вот она заговорила:

– Я пыталась связаться с Тильдой, но она не перезванивает. Поэтому, думаю, она избегает прямого контакта со мной. Она отправила тебя в качестве посредника?

– Да, это так, – солгала я. – Вы знаете, что она уехала в Лос-Анджелес?

– Что? Нет, не знаю. Первый раз слышу… – Она опустила кулак на стол, без усилия, но все ее браслеты посыпались вниз, вызывая ассоциацию с игрушкой-пружинкой.

– О! – Мое замешательство было очевидно. – Она уехала только что… Всего пару дней назад.

Она наклонилась вперед, уложив массивный бюст на стол, заваленный вещами.

– Понятно. Ну, она ведь всегда этого хотела, верно? Поработать в Америке? Но она знает, что я об этом думаю: сперва ей нужно укрепить позиции здесь… Ты знаешь, она ведь держалась очень высокомерно во время съемок «Ребекки». Вести себя как суперзвезда, когда ты только начинаешь – не самый разумный шаг. Из-за этого ей трудно искать новые предложения.

– Но у нее же будет роль в «Зависти»?

Фелисити рассмеялась с большой иронией в голосе.

– Да уж, это все, конечно, хорошо, но фильм малобюджетный, а Роберт Гэллоуэй – не слишком опытный режиссер. Такое сочетание не сулит ничего хорошего… Но она теперь никого не слушает… – Даже несмотря на то, что все это время она сидела на месте, ей как будто не хватает дыхания.

– Но она слушала Феликса…

– В каком смысле?

– В смысле, он был строг к ней. Говорил, чтобы она не бралась за второсортные роли…

Браслеты на руках снова пустились в пляс, производя шум. Она поставила локоть на стол и потерла подбородок пальцами.

– Правда? – спросила она. – Мне так не показалось, когда она приходила. Второсортные, как ты их называешь, роли – это единственное, что ей перепадало, да и то нечасто. И, кажется, она только рада была за них взяться.

У меня сложилось впечатление – хотя я была здесь всего пять минут – что она недолюбливает Тильду. А еще она уже выдала мне всю необходимую информацию, и я могу уходить. Деловым тоном я сказала:

– Что ж, спасибо вам, Фелисити. Тильда просила передать, что ее не будет некоторое время, а потом, через восемь недель, она вернется на съемки «Зависти» и тогда свяжется с вами.

Уходя, я окинула взором хаос в комнате: стопки книг на стульях, постеры с актерами неопрятно прикреплены к стенам кнопками или скотчем, плетеное покрывало накинуто на шкафчик. И вот я заметила фотографию, прислоненную к книгам на полке, на ней Тильда и несколько ее друзей-актеров со студенческих времен. Я рассмотрела ее: Тильда обнимает своих лучших друзей из Королевской школы драмы и ораторского искусства, вид у нее расслабленный, радостный. Все трое такие позитивные, молодые люди с горящими глазами, готовые вырваться на свободу и оставить след в этом мире.