Ночной администратор - Джон Ле Карре

* * *

Памяти Грэма Гудвина посвящается

Вьюжным январским вечером 1991 года англичанин Джонатан Пайн, ночной администратор цюрихского отеля «Майстер-палас», охваченный непривычным волнением, покинул место за регистрационной стойкой и прошел в вестибюль, чтобы прямо у дверей встретить позднего важного гостя, которому следовало оказать радушный прием.

Война в Персидском заливе только началась. Сводки о воздушных налетах союзников на Ирак, как ни смягчало их военное командование, вызывали панику на Цюрихской бирже. Гостиничные сборы, и без того низкие в январе, катастрофически упали. Не в первый раз за свою долгую историю Швейцария оказалась на осадном положении.

Однако «Майстер-палас» держался. «Майстер», как называли его таксисты и завсегдатаи, в силу местоположения и традиции царил над Цюрихом – этакий обломок эдвардианской эпохи, вознесшийся на холм и свысока взирающий на лихорадочную суету города. Чем больше перемен происходило в низине, тем больше обосабливался «Майстер», неизменный в пристрастиях оплот цивилизованного образа жизни в мире, летящем в тартарары.

Джонатан удобно устроился в маленькой нише между шикарными витринами магазинов модной дамской одежды. «Адель» на Банхофштрассе выставила соболий палантин, накинутый на манекен, чью наготу оттеняли лишь золотистое бикини и коралловые серьги, причем о цене предлагалось справиться у портье. Шумные протесты против использования натуральных мехов, будоражившие западный мир, громко звучали и в Цюрихе, но в «Майстер-палас» к ним оставались абсолютно глухи. А витрина «Сезара» – тоже на Банхофштрассе – призвана была усладить восточный вкус броско расшитыми вечерними туалетами, чалмами, усыпанными алмазной пылью, и часиками с драгоценными камнями – шестьдесят тысяч франков за штуку. Прикрытый с обеих сторон этими алтарями роскоши, Джонатан мог без помех наблюдать за парадным входом отеля.

Джонатан – плотный, но элегантный, с вежливо-уклончивой улыбкой – делал тайну даже из собственного английского происхождения. Он был энергичен, к тому же в полном расцвете сил. Бывалый моряк сразу признал бы в нем собрата по нарочитой скупости движений и своеобразной походке, какой передвигаются по шаткой палубе. Аккуратно причесанные вьющиеся волосы и густые брови борца довершали картину. Однако бесцветные, водянистые глаза сбивали с толку. От такого человека впору было ожидать больше страсти, больше ярких красок.

Мягкость манер в сочетании с атлетическим сложением придавала облику Джонатана интригующую выразительность. Его нельзя было спутать ни с кем другим в отеле – ни с герром Стриппли, русоволосым главным администратором, ни с кем-либо из служивших у герра Майстера высокомерных молодых немцев, проплывавших мимо с видом богов, устремляющихся в горние выси.

Как администратор, Джонатан представлял собой редкое совершенство. Вам и в голову не пришло бы поинтересоваться, кто его родители, любит ли он музыку, есть ли у него жена, дети, собака…

Взгляд, которым он взял на мушку дверь, был наметанным, как у бывалого стрелка. В петлице торчала гвоздика. Ночью Джонатан не появлялся без этого украшения.

Непогода за окнами даже по январским меркам была устрашающей. Густые валы снега проносились через освещенный двор, словно волны обезумевшего штормового моря. Швейцары в ожидании большого заезда глазели в окна, где не наблюдалось ничего, кроме все той же неугомонной метели. «И не может Роупер явиться, – подумал Джонатан. – Даже если им удалось взлететь, самолет ни за что не сядет в такую погоду. Герр Каспар ошибся».

Но герр Каспар, старший портье, никогда не ошибался. Если он выдохнул: «Ожидается прибытие», оповещая всех служащих по внутренней связи, то лишь неисправимому оптимисту могло померещиться, что самолет клиента отклонился от намеченного курса. Да и потом, стал бы он в такой поздний час лично руководить всеми гостиничными службами, если бы не ждал очередного сорящего деньгами воротилу? А было время, говаривала Джонатану фрау Лоринг, когда герр Каспар мог изувечить за два франка и придушить – за пять. Но старость не радость. И лишь перспектива урвать солидный куш способна была оторвать его вечером от телевизора.

«Боюсь, что отель переполнен, мистер Роупер, – мысленно импровизировал Джонатан, совершая последнюю отчаянную попытку избежать неизбежного. – Господин Майстер приносит свои извинения. Это непростительная ошибка временного сотрудника. Тем не менее мы забронировали для вас номера в «Бауролак»…» И дальше – в том же духе.

Но и этой фантазии не суждено было осуществиться. Во всей Европе не нашлось бы в ту ночь отеля, заполненного более чем наполовину. Состоятельные люди планеты сидели дома, за исключением Ричарда Онслоу Роупера, коммерсанта, Нассау, Багамские острова.

Руки Джонатана онемели. Он машинально встряхнул ими, будто готовясь к поединку.

Во двор въехал, судя по звуку радиатора, «мерседес». В лучах его фар замельтешили снежные хлопья. Джонатан увидел, как герр Каспар вскинул величественную голову и свет люстры растекся по его напомаженной шевелюре. Автомобиль припарковался в дальнем углу – обычное такси. Голова Каспара в снопах искусственного света подалась вперед и снова склонилась над последними биржевыми сводками.

Джонатан позволил себе мягко улыбнуться – ох, уж этот парик, этот пресловутый парик! Предмет гордости лучшего портье Швейцарии, обошедшийся герру Каспару в сто сорок тысяч франков. Как говорила фрау Лоринг, он в этом парике сущий Вильгельм Телль! Ведь это он бросил вызов тирании мадам Арчетти, миллионерши.

То ли для того, чтобы сосредоточиться, то ли потому, что история с париком имела косвенное отношение к его нынешнему затруднительному положению, Джонатан вспомнил, как он впервые услышал ее от фрау Лоринг, главной кастелянши, угощавшей его в своей мансарде сыром под белым соусом.

Семидесятипятилетняя фрау была родом из Гамбурга. В свое время она нянчила герра Майстера и, по слухам, спала с его отцом. Она была хранительницей легенды о парике, живой свидетельницей событий.

– В те времена мадам Арчетти считалась самой богатой женщиной в Европе, молодой герр Джонатан, – рассказывала фрау Лоринг, напирая на слово «молодой», будто с его отцом она спала тоже. – Любой отель почел бы за честь принимать ее у себя. Но она предпочитала «Майстер», пока Каспар не решил настоять на своем. Разумеется, и после того случая она останавливалась у нас, но только чтобы напомнить о себе.

Фрау Лоринг поведала далее, что мадам Арчетти унаследовала капиталы торговой фирмы «Арчетти» и преспокойно жила себе на проценты с процентов. В пятьдесят с небольшим ей нравилось разъезжать в открытом спортивном автомобиле по лучшим европейским гостиницам в сопровождении автофургона с целым штатом прислуги и гардеробом. Она знала по именам всех портье и метрдотелей, начиная с «Четырех времен года» в Гамбурге и кончая «Чиприани» в Венеции и «Виллой д’Эсте» на озере Комо. Она назначала им диету, предписывала лекарственные травы и знакомила их с их же гороскопами. И она одаривала неслыханными чаевыми тех, кто заслуживал ее милость.