сделал знак служащим:

– Сюда, сюда!

Повернувшись к Раулю, он спросил:

– Эта молодая женщина точно умерла?

– Да… задушена. Но это еще не все… Двое пассажиров в другом конце вагона!

Они устремились туда.

В последнем купе лежали два трупа. Никаких следов борьбы. На багажных сетках – ничего. Никаких чемоданов. Никаких пакетов.

Тем временем служащие попытались открыть вагон со стороны купе с убитыми. Но дверь оказалась заблокирована, и Рауль понял, отчего троим бандитам пришлось вновь бежать по коридору к передней двери.

Та дверь была открыта, и в нее по лесенке поднимались железнодорожники. Кто-то уже обследовал вагонную сцепку… Оба купе быстро заполнились людьми – и тут раздался властный голос:

– Ни к чему не прикасаться! Нет, месье, оставьте револьвер там, где он лежит. Это очень важная улика. А еще я попрошу всех выйти. Сейчас вагон отцепят, и поезд продолжит путь. Я правильно говорю, господин начальник вокзала?

В минуты общей растерянности достаточно кому-то одному, знающему, чего он хочет, начать отдавать четкие распоряжения – и все разрозненные воли тотчас подчиняются этой решительности, обыкновенно присущей лишь начальству. Вот и сейчас появился человек, который не только громко говорил, но и явно привык, чтобы ему повиновались. Присмотревшись, Рауль с изумлением узнал в нем того типа, что преследовал мисс Бейкфилд и подбивал клинья к барышне с зелеными глазами. Типа, у которого он просил огонька… короче, того напомаженного хлыща, кого англичанка назвала господином Марескалем. Стоя у купе, где лежал труп девушки, он преграждал дорогу любопытным и подталкивал их к открытым дверям.

– Господин начальник вокзала, – продолжал он, – не будете ли вы столь любезны, чтобы понаблюдать за маневром поезда? И заберите с собой всех ваших служащих. Необходимо также телефонировать в ближайшую жандармерию, вызвать врача и предупредить прокурора в Ромийо. Здесь произошло преступление.

– Здесь произошло три убийства, – поправил контролер. – Двое в масках напали на меня, а потом бежали.

– Знаю, – ответил Марескаль. – Дорожные рабочие заметили две бегущие фигуры и бросились за ними. На вершине насыпи растет небольшой лесок, и облава ведется в нем, а также вдоль шоссе. Если их поймают, нам немедленно сообщат.

Он жестко выговаривал слова, движения его были отрывисты; он явно отличался властным нравом.

Рауль, удивляясь все больше и больше, внезапно обрел свое привычное хладнокровие. Что здесь делает этот напомаженный? И что позволяет ему вести себя с таким апломбом? Разве это редкость, когда за сверкающим фасадом подобной манеры держаться скрывается нечто неприглядное?

И разве можно забыть, что господин Марескаль преследовал мисс Бейкфилд с полудня и позднее – весь день? Что он караулил ее в час отъезда и, без сомнения, находился в поезде, в вагоне номер четыре, в ту самую минуту, когда замышлялось преступление? Из одного вагона в другой, по сцепке… использовав пневматическую дверь, перешли трое бандитов, и через эту же дверь первый бандит смог вернуться… Уж не он ли тот самый субъект, который красуется здесь и командует?

Вагон опустел. Остался только контролер. Рауль попытался было вновь занять свое место, но ему не позволили.

– Что это значит, месье? – воскликнул он, уверенный, что Марескаль не признал его. – Я ехал в этом купе и намерен в него возвратиться.

– Нет, сударь, – ответил Марескаль, – в купе произошло преступление, и никто не может пройти туда без особого разрешения органов правосудия.

За Рауля вступился контролер:

– Этот пассажир стал одной из жертв нападения. Они связали его и обчистили карманы.

– Сожалею, – произнес Марескаль. – Но приказ есть приказ.

– Чей приказ? – раздраженно спросил Рауль.

– Мой.

Рауль скрестил руки на груди:

– Но, месье, по какому праву вы так разговариваете? Вы явились сюда диктовать свои правила, причем в совершенно наглой форме, и я не намерен это терпеть, даже если другие с этим согласны!

Хлыщ протянул свою визитную карточку и высокомерно произнес, отчетливо проговаривая каждое слово:

– Родольф Марескаль, комиссар Международной службы розыска преступников при Министерстве внутренних дел.

Весь вид его говорил о том, что перед такой должностью можно лишь покорно склонить голову. Наглец еще прибавил:

– Я взял на себя руководство по согласованию с начальником вокзала, а также по праву, данному мне моими полномочиями.

Несколько ошарашенный, Рауль умолк. Фамилия Марескаль, пропущенная им поначалу мимо ушей, внезапно пробудила в нем смутное воспоминание о неких делах, где комиссар вроде бы предстал в выгодном свете, проявив недюжинную прозорливость. Во всяком случае, сопротивляться ему было глупо.

«Это моя ошибка, – подумал он. – Вместо того чтобы действовать на стороне англичанки и исполнить ее последнее желание, я потерял время, размышляя о появлении девушки в маске. Но все же, напомаженный, я обойду тебя на повороте и узнаю, как вышло, что ты так кстати оказался в этом поезде и получил возможность заняться делом, в котором замешаны две хорошенькие женщины. А пока мне надо присмиреть».

И почтительным тоном, словно бы проникшись трепетом к высокому чину собеседника, он произнес:

– Извините меня, месье. Я редко бываю в Париже, так как в основном живу за пределами Франции, но ваша слава дошла и до меня, и среди прочего я вспоминаю историю с серьгами…

Марескаль гордо выпятил грудь.

– Да, серьги принцессы Лаурентини, – произнес он. – Удачное было дело, ничего не скажешь. Но сегодня я постараюсь, чтобы все прошло еще лучше. До прибытия жандармов и следственного судьи я бы хотел довести дознание до такого уровня…

– …до такого уровня, – подхватил Рауль, – чтобы этим господам осталось только запротоколировать проделанную вами работу. Вы совершенно правы, и, если мое присутствие может оказаться полезным, я задержусь тут до утра.

– Благодарю вас, оно окажется крайне полезным.

Сообщив все, что ему известно, контролер ушел. Тем временем вагон отогнали на запасный путь, а поезд уехал.

Марескаль приступил к расследованию и сразу, явно с намерением не допустить к нему Рауля, попросил того сходить на станцию и поискать мешковину, чтобы накрыть трупы.

Рауль повиновался и, соскочив на землю и пригнувшись, пошел вдоль вагона; на уровне третьего окна коридора он выпрямился и заглянул внутрь.

«Я так и знал, – подумал он, – напомаженный хотел остаться один. И уже что-то злоумышляет».

И верно, Марескаль, приподняв тело молодой англичанки, откинул в сторону ее дорожный плащ. На поясе у девушки висела маленькая сумочка из красной кожи. Он отстегнул ремень, взял сумочку и открыл ее. В ней лежали бумаги, и он немедленно принялся их читать.

Раулю, видевшему только спину Марескаля, а потому лишенному возможности оценить по выражению лица, какие мысли рождали у того найденные документы, пришлось уйти.

– Напрасно ты так торопишься, приятель, – ворчливо