— Идет.

Он приехал один, оставив Франс и ан одних дома. Ральф частотак делал, он не любил, когда Франс слишком много болтает с другими репортерами,но главное — сегодня он хотел побыть вдвоем с Пакстон.

— Все нормально? — Серьезно спросил он послевторой рюмки.

— Кажется, да, — сказала она и оглянулась назеркало, как будто надеялась там прочитать ответ. — Не знаю… — Онапосмотрела на Ральфа. — Как ты думаешь, человек может остаться прежним,побывав здесь?

— Нет, — с уверенностью ответил Ральф, — неможет.

Некоторым удается это скрывать. Но может быть, ты пробылатут недолго и не успела измениться по-настоящему.

— Кажется, уже успела.

Ральф и сам этого боялся. Боялся за нее.

— Возможно, тебе; только так кажется. Из-заБилла, — заметил он.

Ральфу приходилось видеть во Вьетнаме немало сломленныхлюдей. Наркотики, венерические болезни, ранения, постоянное ощущение опасностии вообще странное воздействие этих мест на душу человека. Сама по себепрекрасная, эта земля вызывает чувство, как будто пребывание людей тутнеуместно, рождает ощущение безысходности, смятение. И все же он надеялся, чтоПакстон еще не успело коснуться отравляющее воздействие этой страны, что она неуспела полюбить ее настолько, что будет не в состоянии забыть. — Лучшевсего для тебя сейчас — вернуться. Жизнь продолжается. — Он сноваулыбнулся, но Пакстон не ответила на улыбку.

— Вернуться — возможно, это лучший выход для всех. Можетбыть, и ты когда-нибудь так сделаешь, — тихо сказала она. — Как бымне хотелось, чтобы ты тоже был там, а не здесь — мне тяжело было бы тудавозвращаться. Как говорить людям о том, что здесь происходит?

— У тебя дома знают про Билла?

Пакстон отрицательно покачала головой. Она никому не писалаоб этом. Ждала, что он разберется в своих отношениях с Дебби. Возможно, в концеконцов он так и не решился бы порвать с ней. Этот вопрос так и остался у нихнерешенным.

— Теперь я вряд ли им что-нибудь скажу. Какой смысл?

Ральф кивнул. В их сайгонской жизни было немало такого, очем невозможно рассказать.

Они просидели до четырех утра. А через несколько часов Ральфвернулся, чтобы проводить Пакстон в аэропорт. У нее в руках была небольшаясумочка — та самая, с которой она приехала во Вьетнам. И чемодан был тем же, иболь в сердце, только боль стала значительно острее. Теперь она потеряла воВьетнаме двоих. И все же, несмотря ни на что, начинала любить эту землю:

— Пакс, прошу тебя, забудь это место как можноскорее, — сказал на прощание Ральф. — Так будет лучше для тебя. Еслиты этого не сделаешь, тебе крышка.

В глубине души Пакстон чувствовала, что он прав. Но в то жевремя знала, что не сможет ничего забыть. Потому что она сама этого не хотела.

— Береги себя, Ральф. Будь осторожен. — Она крепкообняла его. — Знаешь, я тебя очень люблю.

Когда он высвободился из ее объятий, у него в глазах стоялислезы. Последнее, что Ральф сказал, прежде чем Пакстон поднялась по трапу,было:

— Я тоже люблю тебя, Дельта-Дельта.

Прошло семнадцать часов, и Пакстон, летевшая самолетомкомпании «Уорлд эруэйз», приземлилась в аэропорту Окленд.

Во время перелета она не раз пыталась заговорить свозвращавшимися домой военными, но все они оказались до того измучены иизнурены и к тому же несколько обескуражены этим возвращением, что им нехотелось ни с кем разговаривать, даже с миловидной хрупкой блондинкой, какойбыла Пакси. Они так давно мечтали об этом дне, но теперь даже боялисьосуществления мечты. Что они будут говорить там, дома? Как можно кому-тообъяснить, что ощущаешь, убивая человека? Как рассказать, что чувствуешь, когдаубиваешь человека своими руками — накалываешь на штык или стреляешь в лицо, апотом обнаруживаешь, что это женщина? Как поведать о девятилетнем мальчике,бросившем ручную гранату и убившем твоего товарища, и 6 том, как ты бросился заним в кусты, вытащил и убил? Или о закатах в горах, о буйной зелени Вьетнама, оего звуках и запахах, о людях, о девушке, которая не может даже выговоритьтвоего имени, но ты все равно твердо знаешь, что любишь ее… Итак, большую частьпути все молчали.

Выйдя из самолета как была — в своих блузке и юбке, сзавязанными в конский хвост волосами, в стоптанных сандалиях, — Пакстонникак не могла поверить, что она вернулась домой. Да это и не было ее домом.Дом остался в Сайгоне, в гостинице «Каравелла», разве можно считать домом томесто в Беркли, где они жили с Питером? Или дом Вильсонов? И тем более домматери в Саванне.

Только теперь, выйдя из самолета, Пакс поняла, что дома унее больше нет. Стоявший рядом парень, военный, взглянул на нее, кивнул ипрошептал:

— Как это странно, возвращаться домой из Вьетнама…

И она поняла его, потому что тоже прилетела оттуда.

Эд Вильсон прислал за ней лимузин, и Пакстон не торопясьотправилась в редакцию. Она и не ожидала такого приема, который ейзакатили, — ее встречали как героя, вернувшегося из дальних стран. Иредакторы, и люди, которых она совершенно не знала, пожимали ей руку, твердилио необыкновенно трудной работе, которую она проделала в Сайгоне. Они ошеломилиПакстон, которая совершенно не понимала, что они хотят этим сказать. Но онаблагодарила их — по щекам текли слезы. Наконец прием закончился, и она осталасьнаедине с Эдом Вильсоном.

Он смотрел на нее испытующе, догадываясь о том, какоестрашное воздействие оказал на нее Вьетнам. Пакс изменилась, похудела,осунулась, хуже того, в глазах появилось нечто испугавшее его. Нечто грустное,взрослое и мудрое. Она видела войну, видела, как умирают люди.

— Тебе пришлось нелегко, — сказал он, ни о чем неспрашивая.

Уголки ее губ дрогнули, она кивнула.

— Я рада, что побывала там. — Она и в самом делетак считала. Из-за Билла, из-за Ральфа, из-за себя самой. И еще потомучто" как ни странно, в этом она видела свой долг перед Питером и передстраной.

— Предлагаю тебе съездить домой и немного прийти всебя. Отдохни и принимайся за дело. Пиши что хочешь. Ты прекрасно справилась сзаданием, но теперь, я думаю, лучше вернуться к старым темам.

Пакстон была тронута, ей и самой хотелось того же, но ееинтересовал еще один вопрос. Что будет с той колонкой, которую она вела,присылая материалы о Сайгоне.

— А «Вьетнамские репортажи»? Их будет продолжать кто-тодругой?

Эд с улыбкой покачал головой. Все они, журналисты, такие — относятсяк своим колонкам, как к собственным детям.

— Никсон обещает прекратить войну. А пока она неКончилась, думаю, мы обойдемся репортажами «Ассошиэйтед Пресс» из Сайгона.