Пакстон улыбнулась в ответ:

— Осталась на дополнительный срок. Пока еще только навторой.

Он засмеялся:

— А вы крепкий орешек. Большинство ждут не дождутся,когда наконец выберутся отсюда. Здесь ведь настоящий ад.

— А мне таким показался Сан-Франциско.

— А вы оттуда? — В его голосе послышалосьлюбопытство. Билл не очень-то о ней распространялся.

— Там находится редакция нашей газеты. Там же я иучилась — в университете Беркли. Но вообще-то я из Саванны.

— Да ну! — воскликнул Тони. Было видно, что онпоражен. — Я ведь там бывал. Как-то, проходя в Джорджии подготовку, япоехал туда на выходные. Ну и народ у вас! Боевой!

Чуть не свернули мне шею за то, что я пришел на танцы.Сам-то я из Нью-Йорка. И должен сказать, на Севере все-таки намного веселее.

Его описание Саванны насмешило Пакстон.

— Вот-вот, вы попали в самую точку. Потому-то я там ине живу. Но моя мама до сих пор никак не может этого понять.

— Она, наверное, в ужасе от того, что вы здесь, —заметил Тони.

В его глазах светилась такая мудрость, что Пакстон невольнозадалась вопросом, сколько же ему может быть лет. На самом деле Тони былотридцать.

— Трудно сказать, — ответила Пакстон на его вопросо матери. — Но ведь ее никто особенно и не спрашивал. Я просто не моглатам больше находиться. Я отдала бы все, только бы сбежать из Сан-Францискообратно в Сайгон.

— Но почему?

Тони не мог этого понять до конца. Ведь Пакстон, хорошенькаямолодая девушка, неплохой журналист, могла отправиться в любое другое место. Нокакого черта именно в Сайгон?

— Я и сама не знаю, — честно призналасьПакстон. — Я не успела в этом разобраться. Здесь у меня незаконченнаяработа. Мне почему-то кажется, что я нужна здесь. Там приходилось выносить этупустую болтовню: новая машина, новая работа, новые занавески — больше ни о чемне говорят. И это в то время, когда здесь вьетконговцы убивают нашихпарней! — Они оба сталкивались с этим. — Просто невыносимо.

Он дотронулся до лба, и в первый момент Пакстон приняла этотжест за приветствие.

— У нас это называют «пацца». Псих. Чокнутый.

Сейчас он стал очень похож на типичного Нью-Йоркца. Пакстонзасмеялась и поднялась с места. Она почувствовала, что ужасно устала —сказывалась девятичасовая разница во времени. Она больше была не в силах сидеть.

— Вы, наверное, ужасно устали, — сказал Тони,когда Пакстон встала, едва держась на ногах.

— Пожалуй.

Тони посмотрел на девушку, как будто собирался принятькакое-то решение. Она же старалась сохранять спокойствие. Она не могла невспомнить, как полгода назад, когда они с Биллом были вместе, он ненавидел ее,как кричал, проклинал. Но теперь это кануло в прошлое, и не стоило об этомвспоминать. Пакстон видела, что теперь Топи ищет примирения. Не имело смыслапродолжать вражду, тем более — Пакстон была в этом уверена — Билл хотел бывидеть их друзьями. И она решила закрыть глаза на некоторую странность вповедении Тони. Даже не странность, а какое-то внутреннее беспокойство инервозность. Хотя кто же в Сайгоне не был нервозным?

— Я могу подбросить вас до гостиницы. У меня здесьприпаркован краденый джип, который я подобрал в аэропорту, — невозмутимосказал Тони, и Пакстон рассмеялась.

— Что ж, это неплохо. Я, правда, собиралась прогулятьсяпешком. — Но сейчас об этом нечего было и думать. — Ну, если выбудете так любезны…

Он кивнул.

— Я остановилась в «Каравелле» — это тут недалеко. Внизпо улице.

— Неплохое место, — заметил он. — Я тамоднажды ужинал.

Все было свежее. — Он поймал удивленный взглядПакстон. — Знаю. Это звучит смешно. Но я из семьи оптовых торговцевовощами. И с детства дома я постоянно слышал разговоры о том, свежие или нетбыли овощи там, где мы обедали. Ребенком я ненавидел разговоры про эти овощи.Всегда думал — катились бы эти овощи к чертям собачьим. А вот теперь я взрослыйи сам про них говорю.

Прямо семейное проклятие.

Пакстон снова засмеялась. Она так устала, что ей не хотелосьс ним ссориться. Но как странно все-таки, что, вернувшись, она сновастолкнулась с этим человеком, и теперь вот так болтает с ним без всякойвраждебности и злобы. А ведь Тони просто ревновал. Пакстон слышала, чтонекоторые подчиненные начинают относиться к своим командирам как к своего родасобственности.

— Я обязательно вспомню про овощи, если буду тамобедать. — Она устало улыбнулась.

— Еще бы! — Они как раз подъезжали к «Каравелле».

Тони помог Пакстон выйти. — Боже, да вы прямо спите находу. — Глаза у нее действительно слипались. — Ну как, все нормально?

— Станет нормально, когда я доберусь до кровати.Спасибо, что подвезли, сержант.

— До свидания, мисс Эндрюз, — неожиданно сказалТони, и Пакстон удивилась тому, что он, оказывается, помнит ее фамилию.

Она вошла в свой номер, поставила на пол чемодан и, нераздеваясь, бросилась на кровать. Пакстон проснулась через двадцать часов,когда в окно светило послеполуденное солнце. И сразу же вспомнила свой разговорс сержантом на террасе. И на миг ей показалось, что это был только сон.

Когда Пакстон проснулась, было уже два часа дня. Онараспаковала чемодан, приняла душ, поела, а потом снова заснула и проспала досамого утра. На письменном столе она нашла записку от Ральфа, который писал,что заедет за ней завтра в семь утра. В шесть она уже была на ногах илюбовалась восходом солнца. Погода была прекрасной, но со временем становилосьчертовски жарко. Пакстон надела свой защитный полевой костюм, футболку цветахаки, зашнуровала высокие ботинки — все это Ральф дал ей, когда она приехала вСайгон год назад.

На этот раз ей ничуть не было страшно. Теперь все это было впорядке вещей. Спускаясь вниз, она чувствовала, что ей стало очень легко —теперь она была на своем месте и знала, что делает.

Ральф, как всегда, приехал вовремя, с ним был Берти, пожилойангличанин — фотограф, жуткий человек. Пакстон когда-то с ним уже работала, ион ей нравился. Всю дорогу он отпускал грубоватые шуточки, и Пакстон,поглядывая на Ральфа, только ухмылялась, время от времени наливая себе изтермоса кофе. Солнце стояло уже высоко, начало парить. В воздухе носился доболи знакомый запах — цветов, фруктов и выхлопных газов, он висел над ними какдымка. На выезде из города пошла извечная зелень холмов, знакомая краснаяземля, до которой так и хотелось дотронуться и помять ее в ладонях… А вокруг теже нищие, те же сироты, раненые, увечные. Та самая страна, которую она полюбиланастолько, что не смогла покинуть. Накануне Ральф написал, что вместо Данангаего посылают в какое-то другое место, но он все равно приглашал Пакстонсоставить ему компанию.