Он считал, что лучше мне провести эти дни в больнице под присмотром врачей. Мне было все равно, где встретить свой день рождения. Оно не сулило мне радостных моментов, и я перестала ждать его. В какой-то степени меня привлекало мое состояние. Оно позволяло скрыться за ним, спрятав истинные причины недуга.

– Ты что-то неважно выглядишь, – сказал отец, когда пришел ко мне в среду вечером.

– Разве? По ощущениям как раз наоборот.

– Правда? Голова больше не болит?

– Немножко. Но уже не так часто. Даже могу лежать на правом боку.

– Расскажешь, как тебя угораздило попасть под машину?

Я сидела на кровати, опираясь спиной о ее изголовье, ноги подогнула в коленях и обхватила их руками. Ступня уже не тревожила, и я старалась обходиться без костылей. Вопрос отца заставил меня посмотреть ему в глаза.

Мы больше не были близкими людьми, как раньше. Между нами стояла другая женщина, и я чувствовала, что отец до сих пор с ней встречается. Его выдавал взгляд, когда он возвращался с работы. Он торопился его отвести и как будто бы смущался. Я четко могла определить, в какие дни он был с ней. Мы не говорили о Ларисе, но я незримо ощущала ее присутствие в нашей жизни. Иногда мне казалось, что только я и удерживаю его от решительного шага. В его отношении к маме я чувствовала смирение и снисходительность. Как раньше не будет уже никогда. Даже если отец расстанется с этой женщиной. Он больше не идеальный мужчина, каким виделся мне долгие годы. И как оказалось, идеальных вообще не бывает.

– Я уже рассказывала, что задумалась и не заметила, как оказалась на проезжей части.

– О чем были твои думы?

– Обо всем и ни о чем. Ничего конкретного.

Я отвела глаза и уставилась на свои колени.

– Ты заставляешь меня нервничать. Я в детстве переживал за тебя меньше, чем сейчас. Думал, ты уже в том возрасте, когда страхи за твою безопасность не будут меня беспокоить. Боюсь, ты не договариваешь. Что-то произошло, чего я не знаю?

Он потянулся ко мне, взял за руку. Наверное, случись это три месяца назад, я бы открылась отцу без всяких недомолвок. Я бы упала ему на грудь и плакала навзрыд, делясь своим душевным потрясением, первой неразделенной любовью. Но сегодня что-то останавливало меня от откровений, уже не хотелось плакаться в его «жилетку».

– Поделись со мной. Что тебя тревожит?

– Папа, все хорошо. Просто я переутомилась. Сессия, практика… Это был нелегкий семестр, ты же знаешь, у меня было две конференции. Столько напряжения в последнее время. Но теперь все позади. Отдохну, и буду как огурчик. Обещаю внимательно следить за дорогой.

Я выдавила из себя улыбку и, не моргая, посмотрела отцу в глаза.

– Ну… если так, то слава богу. Но если тебя действительно что-то тревожит, только скажи. Ты знаешь, чем могу, тем помогу.

– Конечно, папочка.

Я обхватила его руку двумя руками и еще шире улыбнулась.

– Может, ты хочешь поесть? Мама принесла столько еды, что мне одной не осилить.

– Сама ешь, а то глядя на тебя кажется, будто ты за эти три дня несколько килограммов скинула.

– Я практически не ела в понедельник. Меня тошнило.

Отец собрался уходить, и я вышла прогуляться по коридору, желая проводить его. Здесь же прохаживались другие больные, и еще нескольких я заметила около поста медсестры. Там стоял диван и пару кресел, а напротив них телевизор. Показывали новости и больные, кто с перебинтованной ногой, кто с гипсом на руке, смотрели их, вставляя свои комментарии, в основном неодобрительного характера.

Почти на выходе отец вспомнил новость, с которой шел ко мне, но из-за тревоги за меня, позабыл о ней.

– Ты знаешь, кто ко мне сегодня приходил?

– Приходил куда? В больницу?

– Да.

– Наверное, это кто-то необыкновенный, если ты говоришь таким тоном. Неужели сам губернатор?

– О, как ты высоко берешь!

– Мэр?

Отец рассмеялся.

– Нет, все гораздо прозаичнее. Юрий Слобода. Знаешь такого?

Я остановилась, перенеся тело на здоровую ногу.

– Зачем он приходил?

– Говорит, – тоже останавливаясь, сказал отец, – у вас была на сегодня назначена встреча, а ты не пришла. Он стал беспокоиться. Ни телефона, ни адреса он твоего не знает, но при этом ему известно, где я работаю. Позвонил на мой рабочий с вахты, и я к нему спустился. Я не стал по телефону пугать его своими вестями.

– Ты ему все рассказал?

– Разумеется. Он был очень встревожен. И вызвался навестить тебя. Я, конечно, отговаривал его, сказал, что тебе нужен покой. Но он обещал, что не будет долго занимать тебя своим визитом. Ты не против, если он тебя навестит? Кстати, Марк и Денис тоже хотели тебя проведать. Их еще не было?

– Нет.

– Может быть, придут в пятницу. День рождения все-таки.

– Что он говорил?

– Кто? Юра?

– Да.

– Сказал, что обязательно придет к тебе. Спросил, пустят ли его. Я заверил, что пустят. Я договорился, чтобы к тебе пропускали посетителей. Разумеется, ненадолго. Он так волновался о тебе.

Я снова сделала шаги к выходу. Отец последовал за мной.

– Ты как будто бы не рада, что он придет.

– Нет, – улыбнулась я, – отчего же? Я рада. Неудобно получилось. Я даже не знала, как его предупредить.

Хотя я, конечно, лукавила. Я могла попросить отца, чтобы он передал информацию обо мне через Дениса Слободе. Но я совсем забыла о запланированной на сегодня встрече.

– Он сказал, когда придет?

– Нет. Я просил его дать тебе восстановиться три дня. Может, в пятницу…

– Да, наверное.

Когда отец ушел, я вернулась в палату и стала думать о Шандоре. Я пыталась вспомнить, как покинула его квартиру, не выдала ли я своих истинных чувств. Я запуталась в замках, говорила незнакомым мне голосом, кажется, и попрощаться забыла. Заметил ли он мое состояние? Не заподозрил ли в неравнодушие к нему? Не для того ли желает меня увидеть, чтобы убедиться в своих подозрениях? Но, наверное, тогда бы ему лучше уехать и не показываться мне на глаза. Чтобы страсти улеглись. Однако он выразил желание меня навестить, и был весьма встревожен.

Ох, как бы я хотела отсрочить эту встречу. Я совсем к ней не готова. Что говорить? Как себя вести? Смогу ли я как прежде быть с ним дружелюбна и безмятежна? У него есть девушка, но он о ней промолчал. Может ли быть речь о доверии, когда он скрыл от меня ее существование? Почему? Боялся моего осуждения? Глупость! Он знал, что я за отношения,