вымыли и сбрызнули освежителем воздуха. На окне – прозрачный тюль, призванный создать домашний уют. Он колышется от легкого ветерка из приоткрытой форточки, но прохлада не ощущается. Слева от кровати белая металлическая тумбочка и моя сумка сверху, в ногах – квадратный столик на стальных ножках с придвинутыми к нему двумя стульями. На противоположной стороне маленький холодильник, на нем – электрический чайник. Кроме входной двери в палате мною обнаружена еще одна. Видимо, в санузел. Расположилась с комфортом. Еще бы телевизор, и как в санатории.

Хотелось в туалет. Но капельница не позволяла этого сделать. Увидела около кровати кнопку для вызова медсестры. Нажала. Через несколько секунд вбежала молодая хорошенькая сестричка в белом халатике. На лице радушие. Она мне сразу понравилась.

– Вы проснулись, – подтвердила она очевидный факт. – Как самочувствие?

– Лучше, чем было. Хочу в туалет.

Она посмотрела на капельницу, поправила ее.

– Вам пока лучше не вставать. Могу дать «утку».

– О нет. Потерплю тогда. Как вас зовут?

– Мария.

– А я Лиза.

– Да, я знаю. Скоро подойдет ваш лечащий врач, он вам все расскажет.

– Мне что-то делали? – указывая на голову, спросила я.

– Олег Васильевич вам все расскажет, – повторила она.

– Хорошо. Ко мне можно на «ты».

Мария улыбнулась и вышла. Не слишком разговорчивая оказалась у меня медсестра. Олег Васильевич действительно пришел «скоро». На вид ему было лет тридцать-тридцать пять. Такой же радушный и улыбчивый, как медсестра. Они всем пациентам так улыбаются?

– Как ваше самочувствие? – спросил он, представившись.

Он не стал садиться, а, положив мою карту на стол, подошел к моей кровати. Достал из кармана халата фонарик и, раздвинув поочередно одной рукой мои глаза, второй посветил им во внутрь.

– Немного кружится голова, и тошнит.

– При травме головы такое бывает. Вы помните свое имя?

– Да, Лиза… Елизавета Костолевская.

– Верно, мы нашли ваши документы в сумке. И предупредили вашего отца, что вы у нас.

– Вы его знаете?

– Я же врач.

– Да, разумеется. Что случилось? Почему я здесь?

– Вы не помните?

Я в который раз попыталась напрячь свою память. Я знала свое имя, значит, должна помнить и события, приведшие меня на больничную койку. Но… я не помнила.

– Вас сбила машина. Вы переходили дорогу в неположенном месте.

– Где это произошло?

– На Ставропольской. Около университета.

Пазлы, рассыпавшиеся в моей голове, вдруг собрались в единую картинку. Я вспомнила. Но лучше бы мне это забыть.

– Двери в отделение атакует мужчина, который вас сбил. Он очень интересуется вашим самочувствием. Боится, что ему предъявят обвинение. Что вы можете сказать в свое оправдание?

– Он не виноват. Скажите, пусть идет домой. Я не имею к нему претензий. Я просто задумалась.

– И часто у вас такое?

– Нет. Впервые. Что с моей головой?

Оказалось, у меня черепно-мозговая травма. При падении на асфальт я ударилась головой. Мой хвост смягчил удар, без него последствия могли оказаться более удручающими. Мне назначили препараты и терапию, которую я буду проходить в ближайшие семь дней. Если через неделю я буду чувствовать себя удовлетворительно, меня выпишут под домашний контроль. В течение трех недель мне запрещено читать, смотреть телевизор, слушать музыку, больше лежать и отдыхать. Ограничить посещения родственников и друзей, либо сократить их визиты до нескольких минут, чтобы не напрягать головной мозг. Если будут беспокоить головные боли, головокружения, обмороки и тому подобное сообщать медсестре. Когда «лекция» закончилась, я поинтересовалась, как скоро смогу вставать и самостоятельно передвигаться.

– Ваш отец обещал достать вам костыли, чтобы вы могли перемещаться по палате, в коридор пока не выходите, все необходимое у вас есть здесь.

– Что с моей ногой?

– Обычный вывих, но передвижение может быть болезненным, а так как прыгать сейчас нежелательно, то с костылями вам будет удобнее. А пока отдыхайте. Как капельница закончится, медсестра поможет вам дойти до туалета. Скоро вам принесут обед.

Вечером примчались родители. Оба в белых халатах, с тревогой и беспокойством на лице, сканируя глазами мое тело точно рентгеновский аппарат. От мамы сыпались один вопрос за другим, и я не успевала на них отвечать. Отец принес костыли, а мама – фрукты, домашнюю еду, пижаму, тапки, и я с удовольствием скинула больничную сорочку, облачившись в свою одежду. От резких движений у меня закружилась голова, и, покончив с переодеванием, я опустилась на подушку. Мама уселась возле меня на кровати, без конца теребя мои кисти, щупая голову и не переставая охать.

Когда первые переживания прошли, она принялась отчитывать меня за неосторожность, повлекшую к таким последствиям. Разве не учила она меня в детстве, как надо переходить дорогу? Почему я проигнорировала светофор и пешеходный переход, которые находились в нескольких метрах от меня? О чем я думала и куда шла, почему не смотрела по сторонам? И где виновник происшествия, почему он не наказан? И все в этом духе. А что я могла сказать в свое оправдание? Только «так получилось». А что еще скажешь? Не правду же.

Папе пришлось вступиться за меня, прервав поток маминых упреков и назиданий. Что толку причитать? Беда случилась, и теперь главное, чтобы все обошлось. Травма головы – вещь серьезная, и последствия от нее могут дать о себе знать даже спустя годы. Но он проследит, чтобы мне предоставили необходимый медицинский уход и сделали все необходимые обследования. Любую угрозу для будущего мы должны пресечь сейчас. В этом весь папа. Но я ему доверяю, и готова соблюдать все его рекомендации.

Они пробыли у меня еще какое-то время, и когда ушли, я вдруг поняла, как прав оказался врач, рекомендуя мне полный покой. От маминых возгласов и переживаний у меня разболелась голова, и я оказалась рада остаться в одиночестве.

Вот так и потекли, а точнее поползли мои дни в больнице. Запрещалось все, что могло бы меня отвлечь и скоротать дни до выписки. Оставалось лежать и смотреть в потолок. Иногда в окно. Для этого я вставала с кровати очень осторожно, чтобы не вызвать головокружение, брала костыли и передвигалась по палате.

Через два дня голова практически не болела, болели подмышки от костылей. Мне сняли повязку с головы, и я смогла заплести косу, мыть волосы пока не разрешали. Просили подождать несколько дней.

Днем ко мне приезжала мама, вечером приходил отец. Мама приносила из дома всякие булки и печенья, супчики и гарниры, участливо держала меня за руку, спрашивала о моем самочувствии и надеялась, что мое состояние позволит мне уйти из больницы хотя бы на выходные. Но отец не поддерживал ее в этих надеждах.