Уже темнело. Весь монастырь поднялся на ноги, все поспешилина стены, принялись палить. Когда осаждающие подходили ближе, выстрелы измонастырских пушек и пищалей так их поражали, что у них вся отвага пропала. Онипобросали свои лестницы и тарасы и обратились в бегство. Довольно и полегло их.

Ободренные защитники выскочили из монастыря и потащили вограду брошенные лестницы, покатили туда же и тарасы: на несколько дней было начем готовить пищу, и не нужно было подвергаться опасности, выходя за дровами.

Удачно отбитый приступ придал бодрости осажденным: святойСергий словно бы вступился за обитель свою. Однако же поляки стали теперьхитрее и, отвлекая внимание стрельбой по стенам, втихомолку вели под нихподкопы, надеясь заложить туда порох и подорвать.

Известие об этом получилось в Троице случайно – не выдержалпыток пленный поляк и выдал замыслы своих. Но где находятся подкопы, он незнал.

Весть возбудила ужас. Самые пылкие и отважные защитникимонастырские, готовые выступить на вылазки, теряли мужество при мысли, чтомогут неожиданно взлететь на воздух. Подкопы начали искать, но действоваливслепую, наудачу и ничего не могли найти.

Страх по-прежнему одолевал осажденных: ожидали с часу на чассмерти; толпы мужчин, женщин, детей теснились в церквах, желая по крайней мере,чтобы смерть застала их посреди благочестия.

Для поднятия бодрости решили сделать вылазку. Архимандритрассказал, что видел в эту ночь святого Сергия, и тот возвестил, что Богородицас ангельскими силами молит Бога о сохранении обители. После этого ударили восадные колокола, пошли в бой не одни ратные, но и слуги и крестьяне. В тотдень не успели найти подкопа и уничтожить его, но троицкой рати посчастливилосьвзять несколько неприятельских орудий со всем нарядом.

Наконец удалось добраться и до подкопа! Двое смелых крестьянКлементьевской слободы, Никон Шилов и Слота, набрели на устье его. Они вскочилитуда, заткнули отверстие и зажгли порох, насыпанный там. Подкоп взорвало, мужики-богатырипогибли; но то, что давно искали, было найдено.

Защитники приободрились. Вылазка следовала за вылазкой,причем иноки в боевом деле не отставали от ратных. Не один из монаховотличился, сражаясь за обитель святого Сергия.

Старец Нифонт с двумястами ратниками и тридцатью монахамиотбил несколько туров, которые тогда слабо охраняли, потому что поляки былизаняты дракою. К ним присоединились другие монахи и успели захватить такжевосемь полутарных пищалей, разного оружия, нескольких пленных и возвратились сославою.

После этого Сапега с Лисовским долго не делали приступов,решив взять монастырь осадою.

Настала зима. Поляки и их московские пособники жили впостроенных наскоро избах и землянках. Продовольствие они получали грабежом пососедству.

Монастырские люди делали на них частые вылазки и пороюотбивали продовольствие. На этих вылазках многие приобрели славу и честь. Был вТроице один такой крестьянин по прозвищу Суета. Росту он уродился огромного ибыл очень силен, но неловок, неумелый в деле ратном. Над ним посмеивались; емунадоели эти насмешки. Как-то раз схватил он бердыш [62] и сказал:

– Либо умру, либо славу получу от всех!

Бросился на неприятеля и так начал поражать врагов, чтоникто против него устоять не мог!

Конечно, в осаде сидеть – не пироги есть. Поляки задавалихлопот! Однажды принялись разрывать плотину, чтобы оставить монастырь без воды.Насилу успели осажденные отвести воду в новое озеро в середине монастыря.

Трудно было доставать дрова. Раз какие-то удальцы решили измонастыря отправиться за дровами, и враги чуть было не отрезали их, да еще иовладели воротами монастырскими, называемыми Каличьими, и едва не ворвалисьбольшим числом в середину обители. Насилу отбили их камнями, которые метали изпращей!

А сколько раз бывало, что выходят крестьяне с оружием рубитьхворост, а уж не ворочаются. Отец пойдет за дровами, чтобы согреть семью, ипропадет. Дети разведут огонь, а сами говорят:

– Вот это мы отца своего кровь пьем!

Между тем, как это бывает порою при осаде, враги такпривыкли одни к другим, что в промежутках между драками дружелюбно общалисьмежду собой. Иногда литовские люди или московские, служившие «вору», подъедут кворотам монастырским и попросят вина; им и вынесут, иногда даром, иногда наобмен; тут враги вместе пили вино, шутили, подсмеивались друг над другом;иногда расходились подобру-поздорову, грозясь друг другу задать беды на стычке.Но случалось, что таких поляков, любителей пропиться, троицкие защитникихватали и уводили в полон.

Несмотря на явную неудачу Сапеги и храбрость защитников,осада привела к великим бедам. Пока еще можно было пребывать на воздухе, толпынарода помещались на дворе; настала зима, и надобно было тесниться в душныхпокоях. Теснота была невыносимая. Воду пили скверную, был недостаток в хорошейпище. Вонь и смрад царили в покоях, вонь стояла на дворе от зарезанных и павшихживотных; открылась цинга. Пухли у людей десны, вываливались зубы. У других потелу от нечистоты делались струпья и раны; иные страдали поносом и, ослабев, немогли двинуться с места; некому было ухаживать за больными. Смертностьвозрастала. Сначала хоронили трупы десятками на день, потом более и более. Сутра до вечера только и слышно было, что пение похоронное да плач оставшихсясирот.

Такие бедствия постигали в основном крестьян, которые пришлив монастырь под защиту, ибо они были без денег. Ратные люди же, имевшиесостояние, на соблазн другим вели в монастыре пьяную и развратную жизнь.

Болезни и несогласия между осажденными стали известны внеприятельском стане. Оттуда выбегали удальцы, подскакивали к стенам ивысмеивали беды осажденных.

Воеводы послали к царю челобитную, описывая свое бедствие иумоляя прислать им ратных сил и пороху. Челобитная дошла до царя благополучно,однако Шуйский так ответил келарю Троицы Авраамию Палицыну:

– Великая беда обдержит Москву, я не в силах помочьмонастырю!

Келарь кинулся к царским братьям, боярам, но никто непомогал. Заступился за Троицу патриарх Гермоген. Перед Шуйским и боярской думойон говорил:

– Если будет взята обитель преподобного Сергия, топогибнет весь предел российский до Окияна-моря и царствующему граду настанетконечная теснота [63]!

Только тогда царь послал отряд в шестьдесят человек подкомандованием Сухого-Осташкова; они повезли фунтов двадцать пороху.