– Григорянца. Кстати, в титрах даем, что он лауреатНобелевской премии и больше ничего, у него титулов слишком много, чтобыперечислять, а ведущая у нас не” опытная, запутается в них.

– А кого ты поставил на замену? – встрял Ники.

Зданович повел плечом, словно там вилась муха и гуделаназойливо.

– Да какая тебе-то разница! Твое дело снимать!

– И все-таки?

Зданович положил ладони на стол, оперся и свесил голову,всем своим видом давая понять, как Ники ему надоел. Просто до смерти.

– Мы решили, что Раечка проведет. Она раньше “Утро” вела.Ничего, справится.

Ники опешил.

– Какая Раечка?

– Наш редактор, – пояснила Алина нетерпеливо. – Ники, мненужно с Костей поговорить.

– Подождите, ребята, – начал Беляев, – что вы выдумали?Какая Раечка?! Разве какая-то Раечка справится с вечерним выпуском?!

– Она работала в эфире, – сказал Зданович упрямо, – аподводки мы ей попроще напишем. И вообще, что тебе до этого, Беляев?! Твое делокамеры поставить и снять хорошо, а с ведущей мы и без тебя разберемся.

Так вот, Алин, значит, после синхрона Григорянца мы ставим…

Неожиданно даже для себя Ники Беляев сгреб с Алининого столалисточки, сложил аккуратной стопочкой и подал Здановичу.

– Кость, дай мне пять минут с Алиной поговорить, а?

– Беляев, что ты себе позволяешь?!

– Ничего такого я себе не позволяю, – Ники сунул листочкиему под мышку и даже прижал его же локтем, – еще только середина дня, вы всеуспеете, а мне с ней надо поговорить. Пять минут.

– Ники… – начала Алина.

– Три! – вдруг заорал он. – Три минуты! Костя, ну!..

Здановичу очень не хотелось выходить. Выйти – значилопризнать себя проигравшим, а Беляева победителем. И вообще слишком похоже нато, что тот его выгнал!

И Храброва?!.. Она-то как допускает подобное обращение?! Даи с Беляевым она едва знакома, и его репутация всем известна – с бахрушинскойженой он спал практически у всех на глазах!

– Три минуты, – повторил Ники и почти вытолкал Здановича задверь, и захлопнул ее, и повернулся к Алине, которая таращилась на него.

Потом вдруг сняла очки.

– Какая Раечка?! – спросил он, наклонился и заглянул ей влицо. – Ты что? С ума сошла?!

– Ники, а какое тебе дело до того, кто будет вестипрограмму?!

– Ты хочешь, чтобы эта сволочь решила, что перепугала тебядо смерти?! Ты хочешь своими руками отдать кому-то эфир из-за… из-за… – онпошевелил губами, словно не сразу нашел замену слову, которое хотел сказать, –из-за какой-то скотины?! Да он только и ждет этого! Он все для этого делает, аты пляшешь под его дудку!

– Ники, я не могу выходить в эфир с синяками!

– Нет у тебя никаких синяков! На тебя такой слой штукатуркикладут, что никаких синяков не будет видно!

– Да у меня весь лоб сплошной синяк!

– Приделаешь волосы как-нибудь! Так, чтобы было не видно!

Алина моргнула.

– Что значит… приделаешь?!

– Не знаю! Как-нибудь так сделаешь, чтобы они закрывали твойлоб! Чья это идея, чтобы какая-то редакторша вела твой выпуск?!

– Костина. И моя. Ники, ты не понимаешь, о чем говоришь!

– Это ты не понимаешь. Он хочет тебя запугать, растоптать, иты… Ты потакаешь ему!

– Меня ударили в лицо! – тоже заорала она.

В дверь кто-то сунулся было, и Ники опять захлопнул ее изакрыл на ключ. – Прямо здесь, прямо в моей комнате! А у меня вечеромпрограмма! Ты что, ничего не соображаешь?! И это… после всего, после записок, вкоторых меня обещали убить!..

– Ты сделаешь то, что он тебя заставляет! Особенно еслиотдашь эфир!

– А если он меня убьет?!

– Не убьет.

– Откуда ты знаешь?!

– Я не позволю, – неожиданно для себя сказал Ники, и ониуставились друг на друга.

Откуда это взялось – что он не позволит?

Он едва ее знал, и защищать ее вовсе не входило в его планы,и уже через секунду он пожалел, что сказал это, – она рассмеется ему в лицо ибудет права.

Она не смеялась. Некоторое время смотрела на него, а потомспросила совершенно спокойно:

– Ты не видел моих очков?

– На. – Он вытащил очки из-под кучи бумаг на столе и сунулей. Она быстро нацепила их на нос.

– Алина. Послушай. Ты должна сама вести программу.

Она придвинула к себе клавиатуру и стала быстро печатать.Хотелось бы Ники знать, что она там печатает!..

– Я боюсь, – сказала Алина. – Я была Храброва, а теперь яТрусова.

Она перестала печатать и опять уставилась на него своимияркими карими глазами, известными миллионам людей в этой стране.

– Ты проведешь программу, а я постараюсь выяснить, что здесьслучилось.

– Меня здесь побили, – сообщила она язвительно. – Ударили. Аты мне говорил, что я должна стремглав мчаться и смотреть, кто сидит закомпьютером!

Некоторое время они молчали. Дверь все время дергалась,словно с той стороны собирались ворваться.

– Ты прав, – вдруг сказала Алина. – Я не подумала. Мненепременно нужно самой. И открой дверь, пожалуйста. Пока ее не сломали.

Ники пришел в восхищение. Он и сам не знал хорошенько, зачемтак уж ее уговаривает – почему-то это казалось ему страшно важным.

Враг не должен знать, что она боится. Враг, который всевремя где-то поблизости, и наблюдает за ней, и выжидает, и радуется, что опятьвыбил Храброву из колеи.

Сегодня он “выбил” ее в прямом смысле этого слова.

И неизвестно, что будет завтра!..

– Мне нужно вызвать Дашу, гримершу, – вмиг став озабоченнойи деловитой, сказала Алина. – И с Костей поговорить! Жаль, что Алеши нет, с нимбы тоже хорошо…

– Ты ездишь домой одна? – вдруг спросил Ники Беляев.

– Всенепременно! В коллективе мы только работаем, а живемвсе отдельно друг от друга, ты об этом меня спрашиваешь?

– У тебя есть охрана?

– Ну конечно! Вооруженная до зубов личная королевская охранасмело бросилась наутек!