– «Любовь и радость к вам пускай придут, пусть осенят под Святки ваш приют!» – пропел он глубоким басом. – А мы с миссис Клаус устроили тут небольшое рождественское веселье в уютной обстановке – не пожалуете ли к нам, инспектор?

Страффорд поблагодарил его и вежливо отказался, сказав, что устал и пойдёт спать.

– Спать?! – в притворном смятении вскричал Рек. – Но ведь сегодня сочельник, сэр!

– Да, знаю. Кажется, я простудился.

Он был на полпути вверх по лестнице, но тут в дверях внизу появилась миссис Рек. На ней тоже красовался бумажный колпак. Она спросила, не передумает ли он и не придёт ли выпить, и он снова солгал о приближающейся простуде. Затем поспешил вверх по лестнице и скользнул в убежище собственного номера.

Грелки в постели не было.

Когда он вешал пальто на крючок с задней стороны двери, в одном из карманов что-то хрустнуло. Это оказался листок бумаги – страница, вырванная из разлинованного блокнота. Несколько слов, нацарапанных заглавными буквами. Он развернул бумагу под светом прикроватной лампы:

СПРОСИТЕ ДОМИНИКА ОБ ОТЕЛЕ ШЕЛБУРН

Он долго созерцал это послание. Затем разделся и забрался в постель, дрожа от стужи. Мгновение спустя снова сел и перечитал записку. Он не понимал, что она может значить, но ему казалось, что он догадывается, кто её написал.

Он снова лёг и выключил лампу. Вот бы, думал он, вот бы иметь рубильник, с помощью которого можно было бы так же просто отключить течение мыслей…

Шторы были открыты, и постепенно комнату залило серо-голубым мерцанием звёзд. Он закрыл глаза.

Позже, когда Страффорд уже подумал, что спит, он обнаружил, что это не так: чья-то рука коснулась его плеча, отчего он подпрыгнул. Как открылась дверь, он не слышал. Он выпутался из наслоения одеял и включил лампу.

– Тс-с-с, – прошептала Пегги. – Я пришла вручить вам рождественский подарок. – Он никогда не забудет её смех – сардонический, озорной и журчащий, как ручеёк. – Ну а вы-то, наверно, вряд ли припасли что-нибудь для меня? Нет? Что ж, так я и думала. Ну и ладно.

На девушке были зелёный джемпер, белая блузка и тяжёлая твидовая юбка, но стопы были босыми. Она принялась раздеваться.

– Что вы делаете? – спросил он.

Она уже стянула джемпер и расстёгивала блузку, но вдруг остановилась.

– А на что это, по-вашему, похоже? Хотите, чтобы я прекратила?

– Нет-нет. Просто…

– Просто что?

– Ну как же, сегодня ведь сочельник. Почему вы не дома, в кругу семьи?

– Потому что я здесь, с вами. Имеете на этот счёт какие-то возражения? Нет? Ну тогда подвиньтесь – а то помру от холода.

Он прижался спиной к стене, и она легла на освободившееся нагретое место посередине кровати.

– Вот блин, – сказала она, – как это я умудрилась забыть грелку! У вас ноги как две ледышки. – Она обхватила его лицо двумя руками и поцеловала в губы. Вкус её помады напомнил ему копеечные леденцы из детства. – Теперь-то вы, небось, подумаете, будто я потаскуха, – сказала она. – На самом-то деле я никогда раньше так не делала – в смысле, ни разу не ложилась в одну постель с гостем.

– Пегги, сколько вам лет?

– Я же вам говорила, мне двадцать один.

– Я вам не верю.

– Ну ладно. Мне девятнадцать, скоро двадцать. Но я не это самое, ну вы поняли…

– Кто?

– Не девственница – господи, какой же вы тормоз!

– Извините.

– Всё в порядке, – сказала она.

От соприкосновения с женским телом у него перехватило горло. В какой-то ужасный, панический миг он испугался, что вот-вот расплачется. Что с ним не так? Он подумал о Дженкинсе.

Они лежали лицом к лицу: он на правом боку, она на левом. Она прильнула к нему поближе, позволив одной из своих грудей упасть ему на предплечье.

– А я даже рада, что до вас медленно доходит, – призналась она. – Не то что до этого Харбисона. Господи Иисусе, никакого спасу от него нет!.. Кстати, он же вас недавно искал. Что-то там насчёт какой-то лошади.

– О Господи.

– Да не волнуйтесь, он ушёл.

– Ушёл? Куда это он ушёл?

– Да чтоб я знала. Домой, небось, если у него дом есть. Записку вам оставил, так миссис Рек сказала. В общем, чего уж о нём говорить, мы от него избавились, да и дело с концом.

На мгновение Страффорд растерялся, вспомнив о записке, которую нашёл в кармане пальто. Не может быть, чтобы её оставил Харбисон. Но что же тогда?.. Ох, да и чёрт с ним. Он подумает об этом утром.

Пегги нырнула к нему в объятия, обвив его ногу обеими своими ногами.

– Ай! – пискнула она. – У вас на ногах ужасно острые ногти, знаете, да? А ещё не мешало бы подстричься. Что вам нужно, так это чтобы за вами кто-нибудь ухаживал. – Она усмехнулась. – Да не смотрите на меня так, я же не жениться на себе предлагаю.

Где-то вдали, над полем послышался звон церковного колокола.

– А миссис Р., надо думать, вы приглянулись, – сказала Пегги.

– Почему это?

– Велела мне выдать вам свежие простыни. Обычно-то я просто глажу те, что лежат на кровати, и меняю их раз в неделю, сколько бы грязных старых пердунов на них ни дрыхло.

Он рассмеялся. Пушок у неё на руках был таким же мягким, как её дыхание.

– О-о, Пегги, – сказал он.

Она мелко подрагивала.

– Слушайте, – прошептала она, – а у вас нет этих самых… ну вы поняли, о каких штуках речь.

– О каких штуках?

– Господи, ну вы и правда безнадёжны! Ну о резинках же!

– Ой. Боюсь, что нет. Простите.

Презервативы были в Ирландии вне закона, и даже если бы дело обстояло иначе, у него бы их с собой не водилось. Весёлых и сговорчивых девушек вроде Пегги было ещё поискать, по крайней мере, на его жизненном пути такие попадались редко.

– Тогда не мечтайте, что получится потыкать в меня своим прибором. – Она крепче зажала его ногу между своими. – Да не волнуйтесь, снять шкуру с кошки способ найдётся!

Она снова поцеловала его в губы, не переставая смеяться.

Позже они зажгли свет, Пегги надела джемпер, и они сели, скрестив ноги, рядом на кровати, накинув одеяла на плечи.

– Что ж, кошку эту несчастную мы всё-таки ошкурили, – объявила Пегги со счастливым вздохом – и принялась играть в камешки жемчужинами из своего ожерелья, нить которого во время их импровизированных телодвижений в какой-то момент оборвалась. Ей пришлось научить Страффорда правилам игры.

– Начнём с единичек, – сказала она. –