Подбрасываешь все пять камешков (давай представим, что жемчужины – это камешки) и ловишь как можно больше из них тыльной стороной ладони. Затем подбрасываешь один камешек и подхватываешь остальные один за другим – понятно? Когда все пять у тебя в кулаке, ты выигрываешь этот раунд, а затем мы перейдём к двоечкам.

Однако искусственные жемчужины не годились, потому что упорно скатывались с тыльной стороны их ладоней, так что в конце концов они бросили игру и снова легли рядом.

– А знаешь, что в Монголии тоже играют в камешки? – спросила Пегги. – Или это в Тибете… Короче, где-то там. Это я в журнале вычитала. Правда же, удивительно: так далеко отсюда, а дети играют в одни и те же игры. – Она замурлыкала себе под нос какую-то мелодию. – Хотелось бы мне съездить куда-нибудь в таком духе, в Индию там или в Китай. Куда-нибудь далеко-далеко…

– Возможно, когда-нибудь так и будет.

– Ага, конечно! А пока что слушай внимательнее, авось где-нибудь на горе рак свистнет.

Некоторое время они молчали, затем Страффорд повернулся на бок и стал рассматривать её профиль. У неё начинал намечаться пухленький двойной подбородок.

– Спасибо, – сказал он.

– За что?

Он наклонился вперёд и поцеловал её в плечо, погружая губы в его молочный глянец.

– За… всё.

– Ах, ну не оставлять же тебя одного в канун Рождества, правда ведь? – Она смолкла. – А этот твой друг, который пропал, – вы с ним давно знакомы?

– Дженкинс? – Он снова перевернулся на спину и вперил взгляд в затенённый потолок. – Да нет, недавно. И я бы не сказал, что он был мне именно другом. Работаем вместе, да и всё.

Теперь уже она повернулась и посмотрела на него.

– Одиноко тебе, – заметила она.

Он удивленно взглянул на неё:

– Одиноко? Почему ты так решила?

– Да потому что это так и есть, по лицу же видно. – Кончиком пальца она провела по контуру его носа, губ, подбородка. – У тебя должен быть кто-то свой. Ты ведь неплохо выглядишь, даже если немного костлявый. Ну и ногти на ногах ещё обстричь бы. Но мне нравится, как у тебя волосы спадают на лоб. Ты от этого похож на маленького мальчика. Только брось барабанить ногтями по зубам. От такого у любой девушки и у самой зубы сведёт.

Как он вскоре обнаружил, она храпела. Он не возражал. Пегги тяжело привалилась к нему, подёргивалась и бормотала во сне. Он выключил лампу и долго лежал, глядя на иссиня-чёрную ночь и небо, усыпанное звёздами. Он так долго жил в городе, что забыл, на что похоже ночное небо здесь, в деревне. Забыл и о тишине, которая почему-то била по ушам сильнее ночного гула города.

В прогнозе погоды говорилось, что снег больше не пойдёт, но прежде чем наступит оттепель, ещё несколько дней будут стоять морозы, а реки и дороги будут скованы льдом.

Снежное Рождество.

Посреди ночи Пегги рывком села на кровати и что-то настойчиво залопотала. Страффорд коснулся её плеча, и она снова легла.

– Я не понимала, где нахожусь, – сказала она сонно. Снова провела кончиками пальцев по его лицу, едва касаясь его, подобно тому как ощупывают предметы слепые. – А ты нежный, – сказала она. – Нежный мужчина.

Он вздохнул. Именно так говорила ему в своё время Маргарита, ласково, но не без некоторого сожаления: нежность не считалась столь уж красящим мужчину качеством. Впрочем, это было задолго до той ночи, когда она плеснула в него вином. К тому времени она обнаружила в нём сторону, которая вовсе не была столь приятной.

Пегги снова села и зажгла лампу. В складках её подмышек виднелись комочки детского жира. Он залюбовался мягким отблеском лампы на её обнаженной спине. Тоже сел. Она принялась надевать блузку.

– А теперь, – вздохнула она, – мне пора возвращаться в свою холодную постель.

Он поцеловал её в затылок, от чего она вздрогнула.

– Можно с тобой? – спросил он.

Она посмотрела на него через плечо.

– Нет, что ты, – рассмеялась она. – Шутишь? Мне и на одну ночь хватило риска. – Она как раз наполовину натянула джемпер, а теперь прервалась и посмотрела на него через вырез на шее. – Святый Боже, – сказала она, – я ведь только что поняла, что даже не знаю, как тебя зовут!

– Как меня зовут?

– В смысле, по имени.

– А-а, – сообразил он. – Ну да, не знаешь, точно.

– Ну так что, собираешься ты мне его открыть или нет?

– Моё имя Сент-Джон.

– Синджен? – не поняла она. – Что ещё за имя такое?

– Пишется «Сент-Джон», а произносится «Синджен».

– Как так?

Он пожал плечами.

– Не знаю. Традиция.

– О, что правда, то правда, – лукаво усмехнулась Пегги. – У вас, протестантиков, куда ни плюнь, какая-нибудь традиция.

Ей пришлось встать, чтобы натянуть юбку.

– Обнимемся, – сказала она, – а потом я пойду отсыпаться в этот треклятый холодильник.

Через некоторое время он сказал:

– А вот архиепископ Мак-Куэйд сказал мне, что протестантизм – это вообще не религия.

– Тогда что же это такое, если не религия?

– Реакция против религии. По словам архиепископа.

Она рассмеялась.

– А-а, ну конечно, это же старый мистер Остывшая Котлета!

– Остывшая Котлета?

– Это я его так называю. У него всегда такой видок, будто его на всю ночь оставили на морозе, такое вот, знаешь, серое лицо с маленькими глазками-бусинками. Как это у тебя дошло до разговора с ним?

– Он прислал мне вызов – у него резиденция недалеко от Гори, – чтобы сообщить мне, что Церковь ожидает от каждого человека, особенно от меня, выполнения своего долга.

– Выполнять свой долг и ничего не говорить о том, что же на самом деле случилось с отцом Томом, так?

– Какая ты проницательная, Пегги.

– Когда ты девушка, за такими, как его святейшество Джон-Чарльз, глаз да глаз нужен, это уж точно. Как-то неохота мне оказаться рабыней где-нибудь в прачечной, чтобы я стирала руки до костей, а на меня покрикивали монашки. – Она оттолкнула его, хоть и не без некоторой нежности. – А теперь мне пора идти, сочельник там или не сочельник.

Она встала, поправила юбку и провела рукой по волосам.

– Это был очень милый рождественский подарок, – сказал Страффорд. Он лежал на боку, подложив руку под щёку. Она наклонилась и поцеловала его в лоб.

– В следующий раз обязательно захвати с собой резинку, – напутствовала она, – а тогда уж кто знает, что принесёт тебе под ёлочку Дедушка Мороз!

25

Утром он встал поздно. Миссис Рек, сонная, в шерстяном халате и пушистых розовых тапочках, пожелала ему счастливого Рождества и приготовила завтрак. Он проголодался