Не осознавая, что делает, Норман сунул указательный палецлевой руки в рот и принялся грызть его. Возникла боль — и очень сильная — но вэтот раз он не ощутил ее, погруженный с головой в водоворот мыслей. Привычкакусать пальцы в моменты максимального напряжения зародилась в далеком детстве,и на указательных пальцах обеих рук образовались толстые мозолистые подушечки.Сначала омертвевшая кожа выдерживала укусы, но он продолжал представлятьбанковскую карточку, и ее зеленый цвет становился все гуще и гуще, пока непревратился в почти черный цвет еловой хвои в сумерках (даже отдаленно ненапоминающий первоначальный лимонный цвет банковской карточки), и в концеконцов каллус прорвался, и кровь потекла по руке и губам. Он впился зубами впалец, наслаждаясь болью, вгрызаясь в плоть, пробуя вкус собственной крови,такой соленой и такой густой, похожей на кровь Тампера, хлынувшую после того,как он перекусил артерию у основания…

— Мама, что этот дядя делает с рукой?

— Не обращай внимания, идем скорее. Это привело его вчувство. Он ошалело оглянулся через плечо, как человек, пробуждающийся отнепродолжительного, но очень глубокого сна, и увидел молодую женщину смальчиком лет трех, наверное, которые поспешно удалялись от него — она волоклаза собой ребенка с такой скоростью, что тот едва поспевал за ней, и, когдаженщина, в свою очередь, оглянулась, Норман заметил на ее лице выражение ужаса.

Что же, черт возьми, привело ее в такое состояние? Онопустил взгляд на свой палец и увидел на нем глубокие кровоточащие полукруглыераны. Когда-нибудь он откусит его совсем, откусит собственный палец ипроглотит. И это будет не первый раз, когда он что-то откусывает. Откусывает иглотает.

Впрочем, так он зайдет слишком далеко. Достав из заднегокармана носовой платок, он перевязал им прокушенный палец. Затем поднял головуи огляделся. С удивлением отметил, что уже вечереет — в некоторых окнах зажегсясвет. Как далеко он забрался? Где он?

Прищурившись, Норман взглянул на табличку с указанием улицына угловом здании у очередного перекрестка и прочел слова «ДИЭРБОРН-АВЕНЮ».Справа находилась маленькая семейная булочная с поручнем для велосипедов увхода. Вывеска в окне приглашала попробовать «СВЕЖИЕ, ГОРЯЧИЕ БУЛОЧКИ». Вжелудке Нормана раздалось жадное урчание. Он понял, что по-настоящемупроголодался в первый раз с тех пор, как сошел с подножки автобуса «Континенталэкспресс» и перекусил холодной овсяной кашей в кафетерии автовокзала, потомучто Роуз взяла бы именно это блюдо.

Несколько булочек — это как раз то, что ему надо… но непросто булочек. Ему захотелось свежих, горячих булочек вроде тех, какие пеклаего мать — жирная как свинья, никогда не прекращавшая кричать, но готовить онаумела, этого у нее не отнимешь. Мало кто мог с ней тягаться. Она же являлась иглавным потребителем собственных кулинарных изделий.

«Упаси Бог, если они окажутся черствыми, — думал Норман,поднимаясь по ступенькам. Внутри он увидел торчащего за прилавком старика. — Недай Бог им оказаться холодными, иначе я тебе, старик, не завидую».

Он протянул руку к двери, когда один из плакатов в витринепривлек его внимание. Плакат — вернее, большая листовка — был желтого цвета, ихотя Норман не знал и не мог знать, что Рози наклеила его своими руками,внутри, тем не менее, что-то шевельнулось даже прежде, чем он рассмотрел слова«Дочери и сестры».

Он склонился поближе к плакату, и глаза его вдруг сталиочень маленькими, а взгляд — до предела напряженным; ритм сердца ускорялся, какстук колес набирающего ход поезда.

ПРИХОДИТЕ ОТДОХНУТЬ С НАМИ В КРАСИВЕЙШЕМ ЭТТИНГЕР-ПИЕРС НАПРАЗДНИКЕ ЧИСТОГО НЕБА И ТЕПЛЫХ ДНЕЙ

НА ДЕВЯТОМ ЕЖЕГОДНОМ ПИКНИКЕ И КОНЦЕРТЕ

«ДОЧЕРЕЙ И СЕСТЕР» «ШАГНИ В ЛЕТО»! СУББОТА, 4 ИЮНЯ

* ТОРГОВЫЕ ПАЛАТКИ * ПОДЕЛКИ * ПРИЗЫ

* ИГРЫ* РЭП-ДИ-ДЖЕЙ ДЛЯ ДЕТЕЙ!!! ПЛЮС!!!

ЖИВОЙ КОНЦЕРТ «ИНДИГО ГЕРЛС», 20.00

ОДИНОКИЕ РОДИТЕЛИ, НЕ БЕСПОКОЙТЕСЬ!

ЗА ВАШИМИ ДЕТЬМИ ПРИСМОТРЯТ

ПУСТЬ ПРИХОДИТ КАЖДЫЙ, ПУСТЬ ПРИХОДЯТ ВСЕ!

ВСЕ ДОХОДЫ ПОЙДУТ НА БЛАГО «ДОЧЕРЯМ И СЕСТРАМ»,

КОТОРЫЕ НАПОМИНАЮТ, ЧТО НАСИЛИЕ НАД ОДНОЙ ЖЕНЩИНОЙ

ЕСТЬ ПРЕСТУПЛЕНИЕ ПРОТИВ ВСЕХ ЖЕНЩИН

Четвертого июня, в субботу. В эту субботу. А она, егобродячая Роза, будет там? Ну конечно же, куда она денется, она придет, она ивсе ее подружки-лесбиянки. Шлюха шлюху видит издалека.

Прокушенным пальцем Норман провел но пятой строке снизу.Яркая, как мак, кровь уже просочилась через носовой платок.

«Пусть приходит каждый, пусть приходят все». Вот что былосказано в этой строке, и Норман пообещал себе, что непременно воспользуетсяприглашением.

Четверг, почти половина двенадцатого утра. Рози отпилаглоток воды «Эвиан», чтобы смочить рот и горло, и снова взялась за листы стекстом.

— «Она приближалась, это точно; в этот раз слух его необманул. Петерсон услышал стаккато ее высоких каблучков по коридору. Онпредставил, как она открывает сумочку, копается в ней в поисках ключа, волнуясьи опасаясь, что кто-то может наброситься на нее сзади, в то время как ейследовало бы волноваться о том, что ожидает ее впереди. Он похлопал себя покарману, проверяя, на месте ли нож, затем быстро натянул на голову нейлоновыйлучок. Когда раздался звук поворачивающегося ключа, Петерсон выхватил нож…»

— Стоп-стоп-стоп! — перебил ее зазвучавший в динамикахнетерпеливый голос Роды.

Рози подняла голову и посмотрела на режиссера черезстеклянную стену. Ей не понравилось, как сидит Курт Гамильтон перед огромнымпультом управления записывающей аппаратуры и глядит на нее, сняв наушники иповесив их на шею, но гораздо сильнее встревожила ее Рода, которая куриладлинную сигарету, игнорируя табличку «НЕ ДЫМИТЬ» на стене. Рода выглядела так,словно провела накануне ужасную ночь, но в этом она была не одинока.

— Рода? Я что-то не так сказала?

— Ну, если вы носите нейлоновые лучки, то все правильно, —ухмыльнулась Рода, стряхивая пепел в одноразовый пластмассовый стаканчик,стоящий перед ней на пульте управления. — Вообще-то, если задуматься, этотпредмет женского туалета действительно может довести кое-кого до слез, но чащевсего его все-таки называют чулками.

Несколько секунд Рози совершенно не могла сообразить, о чемидет речь, затем воспроизвела в уме несколько последних прочитанных предложенийи застонала:

— Дьявол, прошу прощения, Рода. Черт! Курт надел наушники инажал на кнопку;