— Билл, — выдавила она. Горло снова пересохло, каждое словодавалось с огромным трудом. — Биллом. То есть я хочу сказать, мне нужнопоговорить с Биллом.

— Одну секунду, мисс. — Последовало шуршание, стук трубки,которую положили на стол, затем отдаленное: — Билл! Тебя к телефону. Женщина.

Рози прикрыла глаза. Словно откуда-то издалека до неедонеслось «трррр-тррр» из раковины.

Долгая, невыносимая пауза. Из-под ресницы левого глазавыкатилась слеза и оставила после себя мокрую дорожку на щеке. Ее примерупоследовала слеза, спустившаяся по правой щеке, и в памяти всплыл обрывокстарой народной песни: «Вот и начались бега… Гордость скачет впереди… Сердцаболь за нею следом…» Она утерла слезы. Сколько их высохло на ее щеках за всюжизнь? Если придуманная индусами теория реинкарнации верна, кем же она тогдабыла в прошлой жизни?

На том конце линии взяли трубку.

— Алло? — Голос, который она теперь слышала почти в каждомсне.

— Алло, Билл. — Это был не ее нормальный голос, и даже нешепот; скорее, отголосок шепота.

— Я вас не слышу, — сказал Билл. — Не могли бы вы говоритьпогромче, мэм?

Ей не хотелось говорить погромче; ей вообще хотелосьповесить трубку. Но она не могла. Потому что если Анна права, над Биллом тоженависла опасность — серьезнейшая опасность. В том случае, конечно, если некто,представляющий эту самую опасность, сочтет, что Билл слишком близок к ней. Онаоткашлялась и попробовала снова.

— Билл? Это Рози.

— Рози! — воскликнул он обрадованно. — Эй, как поживаете?

Его нескрываемая, искренняя радость только ухудшила дело;Рози неожиданно показалось, что кто-то всадил ей нож в живот по самую рукоятку.

— Я не смогу поехать с вами в субботу, — сообщила онаскороговоркой. Слезы бежали все быстрее и быстрее, выползая из-под ресниц,словно отвратительный горячий жир. — И вообще я никогда никуда с вами не поеду.Я просто сошла с ума, когда решила, что смогу.

— Господи, Рози! О чем вы говорите? Что произошло?

От паники в его голосе — не рассерженности, которую она ожидала,а настоящей паники — у нее сжалось сердце, но его испуг почему-то показался ейеще хуже. Она не в силах была слышать этот растерянный голос.

— Не звоните мне и не приезжайте больше, — сказала она, инеожиданно перед ней с необыкновенной отчетливостью возник кошмарный образНормана, стоящего на противоположной стороне улицы напротив ее дома под ливнем,в плаще с поднятым воротником, нижняя часть лица освещена уличным фонарем,верхняя скрывается в тени от полей шляпы, — он стоит, как жестокий, похожий надьявола злодей-убийца из романа женщины, скрывающейся под псевдонимом РичардРасин.

— Рози, я не понимаю…

— Я знаю, и так даже лучше. — Ее голос дрожал, готовый сноварассыпаться на кусочки. — Держитесь от меня подальше, Билл.

Она быстро положила трубку на рычаг, какое-то время смотрелана телефон, затем испустила громкий, полный невыносимой боли крик. Обеимируками Рози столкнула телефон с коленей. Трубка отлетела на всю длину шнура изамерла на полу; непрерывный гудок свободной линии связи странно смахивал натреск сверчков, убаюкавший ее ночью в понедельник. Внезапно она почувствовала,что больше не может слышать этот гудок, ей показалось, что если он продлитсяеще несколько секунд, голова расколется надвое. Она встала, подошла к стене,присела на корточки и выдернула шнур из розетки. Когда попыталась снова встать,дрожащие ноги отказались ей повиноваться. Она села на пол и закрыла лицоруками, давая волю слезам. Другого выбора у нее, собственно, и не было.

В течение всего разговора Анна настойчиво повторяла, что онав этом не уверена, что и Рози не может знать наверняка, несмотря на все своиподозрения. Но Рози знала. Это Норман. Норман здесь, Норман лишился остатковразума, Норман убил Питера Слоуика, бывшего мужа Анны, Норман ищет ее.

В пяти кварталах от «Горячего горшка», где не хватило толькопять секунд, чтобы столкнуться со взглядом жены, смотревшей в окно на прохожих,Норман свернул в дверь магазинчика «Не дороже 5». «Любой предмет в нашем магазинестоит не больше пяти долларов!» — гласил плакат, вытянувшийся вдоль всей стены.Над ним висел отвратительно нарисованный портрет Авраама Линкольна. Набородатой физиономии Линкольна сияла широкая самодовольная улыбка, один глазприщурился в попытке подмигнуть, и Норману Дэниэлсу бывший президент показалсяочень похожим на пожилого мужчину, арестованного им однажды за то, что тотзадушил жену и всех четверых своих детей. В этой лавке, которая располагаласьбуквально по соседству с ломбардом «Либерти-Сити», Норман приобрел всенеобходимые ему для изменения своей внешности предметы: пару темных очков ибейсбольную кепку с эмблемой «Чикаго Соке» над козырьком.

Как человек с более чем десятилетним опытом работы вдолжности полицейского инспектора, Норман пришел к твердому убеждению, чтомаскировка уместна в трех случаях: в фильмах про шпионов, в рассказах о ШерлокеХолмсе и на маскарадах. Особенно бесполезна она в дневное время, когданакладные усы, к примеру, больше всего похожи на накладные усы. А девочки в«Дочерях и сестрах», в этом публичном доме нового века, куда Питер Слоуик, какон признался в конце концов, направил его бродячую Роуз, наверняка будутпялиться во все глаза на прохожих, выискивая среди них хищника,подкрадывающегося к их борделю. Для таких девочек паранойя — не простовременное состояние, это их повседневный образ жизни.

Кепка и темные очки сослужат свою службу; все, что онзапланировал на сегодняшний вечер, — это, говоря языком Гордона Саттеруэйта,его первого партнера по работе в полиции, «малюсенькая рекогносцировка». А ещеГордон любил хватать своего юного напарника за неожиданные места, предлагаязаняться тем, что на его языке называлось «резиновой туфлей». Толстый, вонючий,постоянно жующий табак, Гордон с первых же минут знакомства не вызывал уНормана ничего, кроме глубокого презрения. Гордон работал в полиции двадцатьдва года, последние девятнадцать в должности инспектора, но он начисто быллишен чутья. Нормана же природа наградила чутьем с избытком. Ему не нравиласьего профессия, он ненавидел клоунов и уродов, с которыми приходилосьразговаривать (а иногда и вступать в более близкие отношения, если поставленнаязадача включала работу под прикрытием), но он имел чутье, и оно, как показалипрошедшие годы, оказалось самым ценным и незаменимым его качеством. Именночутье помогло ему расследовать дело, приведшее затем к повышению по службе, —дела, превратившего его, пусть даже ненадолго, в золотого мальчика для средствмассовой информации. В том расследовании, как это обычно бывает сорганизованной преступностью, однажды наступил момент, когда путь, по которомупробирались сыщики, растворился в хитросплетении множества расходящихся вразные стороны похожих тропинок. Но существенное отличие состояло в том, чтовозглавлял расследование — впервые за свою полицейскую карьеру — НорманДэниэлс, и он, после того как логические приемы оказались исчерпанными, сделалто, чего не сумел бы почти никто другой: не медля ни секунды, переключился наинтуицию, полностью доверившись ей, внимательно прислушиваясь к тому, что онаему подсказывала, продвигаясь вперед уверенно и напористо.