Еще одна камера глядела на улицу со своего места над входнойдверью, которую нельзя отпереть ключом, ибо на ней нет обычной замочнойскважины: дубликат ключа слишком легко изготовить, замок ничего не стоитоткрыть, если имеешь опыт обращения с отмычками. Нет, на двери будет щель длякарточки электронного замка или панель с цифровыми клавишами; возможно, и то, идругое. И, разумеется, дополнительные телекамеры с другой стороны здания.

Проходя мимо, Норман рискнул бросить еще один прощальныйвзгляд в дворик сбоку от дома. Он увидел небольшой сад и двух шлюх в шортах,втыкавших палки — подпорки для помидоров, решил он — в землю. Одна с оливковойкожей и черными волосами, стянутыми в пучок на затылке. Не тело, а динамитнаяшашка, на вид лет двадцать пять. Другая помоложе, возможно, еще не достигшаясовершеннолетия, одна из панковитых потаскух с волосами, покрашенными в двацвета. Левое ухо младшей скрывала большая повязка. Она была одета впсиходелической расцветки майку без рукавов, и на левом бицепсе Норманразглядел татуировку. С такого расстояния трудно было судить, что именноизображено на ней, однако он достаточно долго проработал в полиции, чтобыпредположить либо название модной рок-группы, либо неумело выполненный рисунокмарихуаны.

Неожиданно Норман увидел себя, перебегающего улицу, несмотряна следящие за ним камеры; он представил, как хватает маленькую горячую штучкус прической рок-звезды, как сжимает ее тонкую шею своей мощной рукой,продвигаясь все выше, пока рука не упирается в нижнюю челюсть. «Роуз Дэниэлс, —говорит он второй шлюхе, красотке с темными волосами и обалденной фигурой. —Тащи ее сюда, иначе я сверну этой соске шею, как курице».

Это было бы замечательно, но он почти не сомневался, чтоРоуз в борделе нет. В результате библиотечных изысканий он выяснил, что стысяча девятьсот семьдесят четвертого года, когда Лео и Джессика Стивенсоносновали «Дочерей и сестер», услугами борделя воспользовалось более трех тысячженщин, и средний срок их пребывания там не превышал четырех недель. Ихдовольно быстро вышвыривали на улицу, где женщины вливались в толпы ужесуществующих источников или переносчиков заразы, присоединялись к стаям мелкихмошек. Может по окончании срока обучения им даже вручали пластмассовые пенисывместо дипломов.

Нет, его Роуз почти наверняка покинула эту обитель лесбияноки пыхтит сейчас на какой-нибудь поганой работенке, которую подыскали для нееподружки из борделя, и по ночам возвращается с работы в замшелую конуру склопами, которую нашли для нее они же. Хотя сучки из здания напротив должнызнать, где она, — адрес Роуз наверняка записан в амбарной книге Стивенсон, а тедве ковыряющиеся в огороде шлюхи, возможно, даже заглядывали в тараканьюловушку, где ютится Роуз на чашку чая и бисквитное печенье. Те, кто побывали уРоуз, наверняка рассказали о визите тем, кто еще не успел навестить бывшуюсожительницу, потому что женщины так устроены. Легче убить их, чем заставитьзамолчать.

Младшая из копавшихся в огороде лесбиянок, та, чьи волосынапоминали флаг какой-то африканской страны, напугала Нормана — она поднялаголову, увидела его… и помахала рукой. На мгновение ему показалось, что онасмеется над ним, что они все смеются над ним, что они выстроились у окон внутриЗамка лесбиянок и хохочут над ним, инспектором Норманом Дэниэлсом,разоблачившим около десятка преступников, но, тем не менее, не сумевшимпредотвратить хищение собственной кредитной карточки. И кто ее украл? Егособственная жена!

Руки Нормана сами сжались в кулаки. «Спокойнее, спокойнее! —закричал в Нормане Дэниэлсе мужской двойник миссис Практичность-Благоразумие. —Она, наверное, машет всем, кого видит! Она, наверное, приветствует дажеблохастых бродячих собак! Такие дуры, как она, всегда так делают!»

Ну да. Ну да, конечно, так оно и есть. Норман с усилиемразжал кулаки, поднял руку и разрубил ею воздух в коротком ответном взмахе. Ондаже выдавил слабую улыбку, от которой снова вспыхнула боль в мышцах,сухожилиях — даже в кости — по всей нижней части лица. Но в тот же миг, когдамиссис Горячая штучка вернулась к своему занятию, улыбка исчезла, и онторопливо пошел дальше, вздрагивая при каждом ударе сердца.

Он попытался сосредоточиться на текущей проблеме — как найтиспособ изолировать одну из этих сучек (предпочтительно самую главную сучку; вэтом случае он не рискует нарваться на кого-то, кто не располагает нужнымисведениями) и заставить ее говорить, однако его способность к осмысленнымдействиям, казалось, исчезла, во всяком случае, на некоторое время.

Он поднял руки к лицу и принялся массировать точкисоединения верхней и нижней челюстей. Он и раньше неоднократно доводил себя доподобного состояния, но ни разу челюсти не болели так сильно — что же он сделалс Тампером? В газете ничего не говорилось по этому поводу, но боль в челюстях,— а также в зубах, да-да, именно в зубах, — доказывала, что он, пожалуй, далсебе волю.

«Если меня поймают, неприятностей не оберешься, — сказал онсебе. — У них будут фотографии отметин, которые я на нем оставил. У них будутанализы моей слюны и… ну… других жидкостей, которые, возможно, остались на нем.Современная полиция использует широкий набор диковинных тестов и анализов, онипроверяют все, а я даже не знаю, чего мне опасаться».

Да, все верно, но они его не поймают. Не выйдет. Онзарегистрировался в отеле «Уайтстоун» как мистер Элвин Додд из Нью-Хейвена, и,если его прижмут к стенке, он даже может удостоверить свою личностьводительскими правами — фотокопией водительских прав — с его фамилией. Еслиздешние полицейские позвонят тамошним полицейским, им ответят, что НорманДэниэлс находится за тысячу миль от Среднего Запада, прогуливается понациональному заповеднику Зион в штате Юта, наслаждаясь заслуженным отпуском.Они даже могут сказать здешним копам, чтобы те не валяли дурака, что НорманДэниэлс сегодня золотой мальчик во плоти. Разумеется, они не станутпересказывать им историю Уэнди Ярроу… так ведь? Нет, скорее всего, нет. Но раноили поздно… Однако суть в том, что «поздно» его уже не трогало. В последние дниего волнует только «рано». Только Роуз и последующая серьезная беседа с ней. Онскажет, что приготовил для нее подарок. Не что иное, как свою банковскуюкарточку. Причем карточку никогда больше не обнаружат ни в мусорном ящике, ни вбумажнике какого-нибудь маленького грязного педика. Он позаботится о том, чтобыона никогда больше не потеряла и не выбросила ее. Поместит свою карточку внадежное место. И если после… как бы выразиться поточнее… после врученияпоследнего подарка его ждет темнота — что ж, возможно, это даже к лучшему.

Мысли Нормана, наткнувшись на кредитную карточку,завертелись вокруг нее, как случалось почти всегда в последние дни, и во сне, инаяву. Словно маленький кусочек пластика превратился в сумасшедшую зеленую реку(Мерчентс, а не Миссисипи), а ход его рассуждений являлся впадающим в неепритоком. Все мысли текли теперь вниз, повторяя складки местности, и постепеннотеряли индивидуальность, перемешиваясь с зеленым потоком его одержимости.Огромной важности безответный вопрос снова поднялся на поверхность рассудка:как она посмела? Как она посмела взять ее? То, что она сбежала, покинула мужа —это он еще способен понять, хотя о примирении с ее бегством не может быть иречи; бегство объяснимо, хотя он знал: она должна умереть за то, что оставилаего в полных дураках, за то, что так умело прятала предательство в своемпаршивом женском сердце. Но то, что она набралась наглости и захватила с собойего банковскую карточку, посягнула на предмет, принадлежащий ему, как мальчикиз сказки, забравшийся по бобовому стеблю на небо и укравший золотую курицу успящего великана…