– В интересах культуры и прогресса, – пояснил я, – даже зарезать человека можно, а то и целую страну удушить, не то что… Будешь олицетворять высокую роль женщины в обществе и вообще равноправие, непонятное местным накрашенным дурам. Это тоже работа, Боуди!

Она сказала все еще с сомнением:

– Хорошо, посмотрю, что там у сэра Альбрехта под замком.

Закаты на Юге намного красочнее, чем в Северном полушарии, я невольно засмотрелся на охватившее полнеба зарево, мои рыцари тоже поглядывают с чувством превосходства, вон какую красоту сотворил Господь, а вы, дураки, отвергаете Его, что так заботится о вас…

Проходя через залы, заметил леди Мильсину, она уже успела переодеться в другое платье, из оранжевого в синее, все остальное я не заметил, да еще в низком вырезе платья синий камешек в серебряной оправе. В этом сложном ритуальном мире символов это что-то да значит, и дело не в амулетстве, здесь цвет и форма выставленных на виду украшений всегда что-то говорит помимо того, что у меня бриллиант вот такого размера, смотрите и сдохните от зависти!

Наступает ночь, а эта Мильсина в постели хороша, но, с другой стороны, рановато обзаводиться постоянной любовницей или фавориткой, как здесь говорят.

Хотя меня ничто не обязывает, но все же как бы обязывает, потому что некие обязательства в нас самих, и если человек деликатен, тонок и чрезвычайно скромен, как вот я, то его несколько смутит обязательное для правителя распределение внимания между разными женщинами, как у петуха в стае кур или козла в стаде коз.

Вздыхая о нелегкой судьбе императора и невидимых миру цепях, я лег, движением длани услал стражников из спальни в коридор и задул свечу, оставив только дальнюю на столе.

В спальне полумрак, в широкие роскошные окна смотрят звезды и краешком заглядывает серпик луны, стены как бы отодвинулись, я лежу чуть ли не на середине стадиона…

В той стороне, где левая стена, заблистали мелкие искорки. Я насторожился, потом рассмотрел, что это по огромному центральному зеркалу словно бы пробегают беззвучные ветвистые молнии.

Через несколько секунд молнии разбились на частую светящуюся рябь, а среди нее наметилась человеческая фигура.

Ничего не успев придумать за секунду, я поспешил войти в личину исчезника, застыл, страшась даже дышать.

Зеркало в самой середине вздулось, я отчетливо рассмотрел с той стороны прозрачной поверхности растопыренную пятерню, через мгновение эта пленка лопнула, через край рамы переступила миниатюрная девушка в темном плаще.

Почти не оглядываясь, словно здесь все ей знакомо, она прошла к столу в центре спальни и, выдвинув ящички, начала перебирать там вещи.

Я тихохонько поднялся и, ступая как подкрадывающийся к кузнечику богомол, зашел с той стороны, чтобы отрезать ей дорогу к зеркалу, вышел из незримности.

Заслышав шорох, она в испуге обернулась. Я улыбнулся как можно дружелюбнее, но руки раскинул пошире, надеясь, что они у меня в самом деле длинные.

– Тихо-тихо, красотка. Я тебя не трону… Успокойся.

Она побледнела, отступила на шажок, но по лицу видно: единственный путь бегства – через зеркало, однако руки у меня в самом деле длинные и загребущие, а обойти не получится.

– Вы… кто?

Голосок ее прозвучал слабо и пищаще, словно у мелкой птички в когтях большой рыси.

– Хозяин, – ответил я. – А ты?

– Вы не хозяин, – проговорила она, я видел в ее глазах дикое изумление, смешанное с ужасом. – Здесь покои императора!

– Знаешь, – сказал я с удовлетворением. – А ты хитрый воришка?.. Как-то нашла способ? А в казну пока не умеешь?.. Хотя и тут есть чем поживиться.

Она сделала мелкий шажок в сторону, но я тут же сдвинулся и покачал головой, дескать, и не пытайся.

– Здесь покои императора, – повторила она, – никто не смеет… Никто!..

– А ты? – спросил я.

Она запнулась, все еще бледная и перепуганная, перестала шарить взглядом по сторонам в поисках спасения, уставилась в меня большими расширенными глазами.

– Как вы… проникли?

– Да просто вошел, – ответил я. – Громко топая. Знаешь ли, лапушка, давай все начистоту. Тогда и я подраскроюсь. Тем более что никакой тайны нет. Ты же знаешь о Багровой Звезде?

Она вздрогнула, зябко поежилась.

– Да… Все погибнут, люди и все-все…

– Тогда зачем? – спросил я. – Украсть что-то на прощанье? Или успеть полежать в постели императора?

Она всмотрелась в мое лицо, я видел, как борется сама с собой, наконец проговорила медленно:

– Я уже лежала в этой постели…

– Ого, – сказал я. – Это уже интересно.

– Когда мне было пять лет, – уточнила она. – Император Герман Третий… мой дедушка. Он носил меня здесь на руках, я играла на его коленях. Сейчас хотела на прощание увидеть эту комнату, что одно время была моей детской…

– А где ты сейчас? – спросил я.

Она отшатнулась, когда я хотел взять ее за руку. Пришлось отступить, жестом пригласил ее к столу, но сам сел так, чтобы загораживать ей дорогу к зеркалу.

– Я очень далеко…

– Присядь, – сказал я как можно ласковее. – Раз уж оба не спим, то выпьем кофе, сожрем что-нить сладкое… да садись, садись! Ты же хочешь узнать, как я оказался здесь?

Она пробормотала:

– Видимо, вся охрана разбежалась, а вы сами и есть вор, что решил пограбить, хотя все равно…

– Все равно умру?

– Все погибнем, – ответила она уклончиво. – Весь мир.

Я молча смотрел, как медленно и осторожно села в самое дальнее от меня кресло, выпрямилась и, положив руки на колени, посмотрела на меня в испуганном ожидании.

– А почему ты не во дворце? – спросил я.

Она поколебалась, но какие тайны, когда вот-вот Багровая Звезда начнет перепахивать поверхность земли, все равно все тайны умрут вместе с людьми, ответила тихим голосом:

– Я заложница.

– Ого, – сказал я. – Кто же посмел?

– Император Скагеррак Сорок Восьмой, – прошептала она.

– А-а-а, – протянул я, – на материке восемь империй, ну да, ну да…

Она посмотрела с некоторым изумлением.

– Простой вор такое не знает…

Я сотворил две чашки с горячим кофе, одну оставил себе, другую придвинул ей, тут же насоздавал большую горку всяческих нежнейших пирожных, как заварных, так и кремовых, и еще массу так называемых восточных сладостей, которые, честно говоря, обожаю пожирать и сам.

Она смотрела расширенными глазами, голосок прозвучал совсем опасливо:

– Вы… маг?..

– Только насчет еды, – объяснил я и взял в обе руки чашку, – поесть я люблю.