- Нет, непонятно.

Отец наконец сдал позиции и уселся на соседний шезлонг, ноосанку по-прежнему держал королевскую. Я - хоть убей! - не понимаю, как этоможно делать на таком специфическом сиденье.

- Мне непонятно, каким образом мое признание могло бырешить проблему твоего безобразного отношения к собственным родителям.

Как я только что сказал? «Отец сдал позиции»? Ошибочкавышла, никаких позиций он не сдал, сами видите. Я ему про Аллу, а он мне - променя, такого нехорошего. Упирается до последнего. Вероятно, упрямство в нашемроду передается генетически. Я обреченно вздохнул.

- Если тебе непонятно - объясняю. Когда человек сразучестно отвечает на вопросы милиции, он дает понять, что чист перед законом.Если же он начинает лгать, то есть скрывать правду, у милиции возникаетзаконное подозрение, что эта правда как-то связана с преступлением, О чем тебяспрашивал следователь?

- Я не намерен…

- И не надо, я тебе и так скажу, - прервал я его. -Пока он спрашивал тебя только о том, не говорила ли Алла, что ей кто-тоугрожает и что у нее неприятности, не жаловалась ли на врагов, не называла лиих имена. Пока - я подчеркиваю: пока - следствие пытается отработать версиюубийства твоей любовницы в связи с деловыми контактами ее мужа. Но очень скорок тебе придут снова и будут задавать уже совсем другие вопросы.

- Какие же? - в папином голосе звучало холодноевысокомерие.

Интересно, он когда-нибудь теряет самообладание? Или тотслучай в гримерке, сразу после убийства Аллы, был единственным? Да и то этоведь было понарошку, не в самом деле, ему просто нужно было прикрыть настоящеегоре и подлинный страх какой-то ширмочкой, и в качестве такой ширмы он выбралнапускную ярость. То обстоятельство, что он не растерялся и смог это сделать,говорит не о потере самообладания, а вовсе даже о противоположном. Он прекраснодержал себя в руках.

- Вопросы, папа, которые ориентированы на совсем другуюверсию. Версию о том, что Аллу Сороченко убил ее любовник, то есть ты.

- Да как ты смеешь!

Ну слава богу, свершилось. А то я уж начал бояться, чтопомру, так и не увидев папу, вышедшего из себя.

- Ты соображаешь, что говоришь? Ты смеешь обвинятьсвоего отца в убийстве?! Да ты…

Нет, у меня положительно нет времени выслушивать эти тирадыдо конца, в любой момент может зайти мама и поинтересоваться, почему мы не идемк столу, если уже не плаваем, а если мы мирно беседуем, то она тоже хочетприсоединиться. Пришлось снова проявить невежливость и перебить старшего:

- Речь не о моем отце, пойми ты это.

- А о ком же?

- Речь о человеке по имени Владимир Николаевич Дорошин,у которого была любовница. Любовницу убили. Дорошин скрывает знакомство с ней,значит, он причастен к убийству. Нужно только найти мотив. Если бы Дорошинунечего было скрывать, он сам немедленно пришел бы в милицию и рассказал все,что знает об убитой. А он этого не сделал. Ну, пап, это же прописные истины,мне, право же, просто неловко их тебе объяснять.

- Что ты несешь? Зачем мне было убивать Аллу?

- Пап, это не я несу, это говорит некий обезличенныйработник милиции. Он имеет полное право так думать, а ты не сделал ничего длятого, чтобы он так не думал. Ты же не хотел, чтобы я занимался этим делом,чтобы я в него лез, ты же хотел, чтобы им занимались те самые обезличенныемилиционеры, которые лично тебя не знают и никаких теплых чувств к тебе непитают, вот они и занимаются, а я просто объясняю тебе, что и как они думают.Или будут думать не сегодня завтра.

- Но зачем, зачем мне ее убивать?

- А я почем знаю? - Я пожал плечами. - Может, ты ееревновал, может, у нее появился новый любовник, и тебе это не понравилось. Аможет быть, она стала слишком требовательной, ей нужно было больше внимания,больше денег, она хотела быть не тайной возлюбленной, а полноправной законнойженой и блистать не в московских бизнес-тусовках сомнительного качества, а ввысшем свете на венских балах. Откуда я знаю, что там между вами происходило?

- Ты не смеешь!

- Папа, перестань. Сначала будут подозревать тебя,таскать тебя на допросы, выявлять твои связи, опрашивать твоих друзей изнакомых. Не жаловался ли ты на неверность Аллы или на ее чрезмернуюнастойчивость? Не было ли у тебя долгов? Все понимают, что в момент убийства тыбыл в гримерке, на виду у десятка человек, но неужели ты думаешь, что этоосвобождает тебя от подозрений? Такая штука, как наемные убийцы, впростонародье называемые киллерами, придумана как раз для таких случаев. Вот ибудут выяснять, не искал ли ты выходов на киллера. Твоя связь с Аллой все равновылезет наружу, о ней узнают все, в том числе и мама, скрыть тебе ничего неудастся. А потом знаешь что произойдет?

- И что же?

- Потом возьмутся за маму. И заметь себе, мы говоримсейчас нею моей маме, а о Татьяне Васильевне, жене не моего отца, а некоегоДорошина, который завел себе молодую любовницу.

- Не понимаю, к чему ты ведешь. Почему не мама, а женаДорошина, и с каких это пор я перестал быть твоим отцом и превратился в некоегоДорошина? Что за бредни у тебя в голове, Игорь?

- Я тебе объясняю, а ты упорно не хочешь понимать.Татьяна Васильевна узнает, что у ее мужа есть любовница, представляющаяреальную угрозу многолетнему браку. Или, как вариант, браку она не угрожает, нопоявляется риск для певческой карьеры Дорошина, потому что жизнь с молодойлюбовницей несет в себе угрозу режиму, здоровью и нервной системе великогопевца, а это, в свою очередь, может сказаться на голосовом аппарате. А это -сам понимаешь - влечет за собой отмену выступлений, разрыв контрактов, потерюрепутации и соответствующие финансовые потери, с чем Татьяна Васильевнасмириться никак не может. И она решает избавиться от помехи. Она тоже была вмомент убийства в гримерке? Пустяки, папа! Про киллера я тебе уже рассказывал.Маму начинают интенсивно допрашивать, может быть, даже берут под стражу изапихивают в общую камеру с уголовницами, наркоманками и проститутками, а темвременем пытаются выяснить у ее подруг и знакомых, знала ли она об измене мужаи как относилась к сопернице, не строила ли коварных замыслов устранитьразлучницу и все такое. А Татьяна Васильевна вынуждена будет оправдываться,доказывая, что она ничего про любовницу мужа не знала и даже не подозревала,выставлять себя на посмешище, и все это будет для нее крайне унизительно. Нукак, впечатляет?

- Это возмутительно!

Ох, хороши в моем саду цветочки, а акустика в бассейне ещелучше. Папа говорил негромко, даже тихо, но «в маску», а когда задействованрезонанс, то даже самый слабый звук, издаваемый без малейшего напряжения,разносится далеко-далеко. Дай-то бог, чтобы мама не услышала. Впрочем, домпостроен с таким расчетом, чтобы на пути любых звуков вставали непреодолимыепреграды: папа любит тишину, а уж когда он репетирует или думает, ему мешаеткаждый шорох.