Мама вернулась, держа в руках полный набор принадлежностейдля бассейна: плавки, два полотенца, махровый халат и резиновые шлепанцы.

Я быстро прошел узким коридорчиком в пристройку, гденаходились бассейн и сауна. Отец сильными неторопливыми движениями рассекалголубую водную поверхность. Бассейн в родительском доме неширокий, примерно надве дорожки, но достаточно длинный, двадцать метров, так что папе с его хорошопоставленным брассом есть где размахнуться.

Он плыл, сосредоточенно и заметил меня только тогда, когда яспустился по лесенке и оказался возле него.

- Привет, - весело поздоровался я. - Сколько тебеосталось?

- Четыре, - ответил он, уплывая от меня.

Это означало, что ему нужно проплыть туда и обратно четырераза, чтобы получился километр, который папа проплывает, если есть возможность,каждый день. Я не спеша шевелил руками и ногами, мотыляясь от бортика к бортикуи изображая плавание. Не то чтобы я не любил плавать, отнюдь, у меня вообще соспортом отношения более чем доброжелательные, дома даже тренажеры стоят, и я наних регулярно занимаюсь, но сейчас мне хотелось сосредоточиться и подготовитьсяк разговору, который легким быть не обещал.

Папа наконец остановился, вылез из воды и потянулся клежащему на шезлонге халату. В свете последних событий я невольно окинул егооценивающим взглядом. Таким взглядом мы иногда смотрим на своих соперников,пытаясь понять, чем они лучше нас. Ничего особенно привлекательного я неувидел, обычное тело почти шестидесятилетнего мужчины, ведущего здоровый образжизни, то есть не дряблое, плотное, крепкое, на талии и животе - приличный слойжирка, но благодаря очень широким плечам и мощной грудной клетке отец все ещекажется стройным. В меру волосат. Ноги коротковаты и кривоваты, да и волос наголове не «до фига и больше». Что в нем нашла красавица Алла Сороченко? А еслиона была не первой и не единственной папиной любовницей, если он и раньшеизменял маме, то что в нем находили другие женщины? Деньги? Славу? Этообъяснение годилось бы, если бы папа, как это принято, например, в Голливуде,выводил своих подруг на официальный уровень, появлялся бы с ними всюду, ездил вкруизы, открыто тратил на них деньги и фотографировался на обложки модныхжурналов. Но здесь же все иначе: если женщины получали от отца деньги, то оченьнебольшие, потому что расход больших денег невозможно было бы скрыть от мамы, ао славе и вовсе говорить нечего. Зачем им мой отец? Что в нем есть такогонеобыкновенного? Но ведь что-то же есть, иначе не было бы в его жизни АллыСороченко. Наверное, я действительно совсем не знаю своего отца. И почему намвсегда кажется, что мы своих близких знаем наизусть и видим их насквозь? Ничегомы не видим и ни черта не знаем.

- Я пойду в сауну минут на десять, а ты плавай, -сказал он, заворачиваясь в халат.

- Подожди, пап, я с тобой, - заторопился я к лесенке.

- Но ты же почти не плавал. Плавай, я пока попарюсь,потом я уйду, а ты будешь париться.

- Папа, погоди, - настойчиво повторил я. - Нам нужнопоговорить.

Он недоуменно вскинул реденькие бровки.

- О чем? О твоем хамском отношении ко мне и к маме? Отом, что ты опозорил меня на весь театр? О том, что ты счел возможным не прийтина банкет и поставить меня в дурацкое положение перед гостями? Если тысобираешься извиниться и пообещать, что это впредь не повторится, я готов тебявыслушать.

О как! Круто забирает папенька, с места в карьер. Ну что ж,мне же проще.

Я вылез из воды и накинул халат. Папа, не дождавшись от меняответа, неторопливо и гордо удалялся по выложенному бирюзовым и кремовымкафелем полу в сторону сауны. Ровный шаг, прямая спина - даже в банном халатеон смотрелся королем, столько в нем было достоинства и непоколебимойубежденности в своей правоте.

- Смею тебе заметить, - негромко сказал я ему в этупрямую гордую спину, - что ничего из вышеперечисленного не произошло бы, еслибы ты с самого начала был честен или хотя бы искренен.

Отец замер, потом медленно повернулся ко мне лицом.

- Что ты хочешь сказать? В чем я был нечестен инеискренен?

- Когда я пришел в твою гримуборную и спросил, кто изприсутствующих знает Аллу Сороченко, ты промолчал. Если бы ты сразу сказал, чтоона пришла в театр по твоему приглашению, что она - твоя знакомая, я не тратилбы время на опрос всех артистов и музыкантов, а спокойно поехал бы вместе совсеми на банкет. Я не остался бы в театре до поздней ночи, разговаривая скаждым, кто там работал в тот вечер, не задавал бы им глупых инепрофессиональных вопросов и не пачкал бы твой светлый образ. Если у тебя естьчто возразить мне, я готов тебя выслушать.

Если бы передо мной стоял обычный мужчина, он в подобной,ситуации, как в кино показывают, обмяк бы и сразу словно постарел лет надесять, а то и на все двадцать. Плечи опускаются, подбородок дрожит, глаза впол - словом, сами знаете, как актеры это умеют изображать. Но не таков мойпапенька! Он не актер, играющий разоблаченного стареющего ловеласа, он сам посебе Актер, Артист, поэтому сейчас он, может, самообладание и утратил, нотолько не царственную осанку и спокойное выражение лица.

- Значит, они все-таки тебе сказали… Подонки. Ониобещали, что ты ничего от них не узнаешь. И после этого ты хочешь, чтобы я нестыдился твоей профессии, твоей принадлежности к этому клану тупых болтливыхобманщиков?

Ну, батя! Бурные и продолжительные аплодисменты. Двадцатьпятый съезд КПСС отдыхает. Даже когда он совершенно не прав, он все равно прав,а все остальные - в данном случае я, Хвыля и следователь - не правы. Вот этоталант, вот это реакция! Обзавидуешься.

- Успокойся, они ничего мне не говорили. Кстати, ониочень удивились, когда узнали, что мне все известно.

- Вот как? Откуда же ты узнал? Кто тебе сказал? -недоверчиво прищурился отец.

- Можно подумать, что вы с госпожой Сороченко былитакими великими конспираторами, что никто в целом мире не мог знать о вашемромане, - усмехнулся я. - Очень многие знали, уверяю тебя.

- Я хочу знать, кто тот негодяй, который тебе сказал.

- Не сверкай глазами, пожалуйста, - спокойно ответил я,- я все равно тебе не скажу. Давай сядем и поговорим, пока рядом нет мамы.

- Нам не о чем говорить. Не думаешь же ты, что я начнуоправдываться перед тобой? Или, может быть, ты ждешь от меня покаяния? Тыпосмел упрекнуть меня в нечестности, а о маме ты подумал? Ты подумал, как этовыглядело бы, если бы я при ней и при всем честном народе признался, что знакомс убитой женщиной?

- Сядь, пап, - повторил я и подал пример, усевшись водин из шезлонгов, стоящих вдоль стеклянной стены. - Ты мог бы солгать,придумать что-нибудь, сказать, что она - деловая знакомая или чья-тородственница, для которой тебя попросили оставить билет. Ты мог сказать любуюглупость, но дать мне понять, что не нужно больше ходить по гримуборным изадавать вопросы. Мы с тобой вышли бы в коридор, и один на один ты сказал бымне все, что посчитал нужным на тот момент. Пусть это была бы неполная правда,но мы избежали бы кучи проблем. Неужели это непонятно?