вообще возможно. Ты что, и вправду считаешь, что я как-то причастна к похище…

– Да блин, конечно же, нет! Но все-таки ты что-то скрываешь.

Наконец решаюсь поведать ему всю свою историю – за вычетом части, касающейся отца.

– Может, приготовим чего-нибудь горяченького, и я тебе все вкратце расскажу?

– Конечно, – говорит Самир, вставая. – Хорошая мысль.

Не успеваю сделать и двух шагов, как дверь приемной распахивается, и плечом к плечу входят детектив-сержант Дэвис и детектив-констебль Бишоп. Пульс у меня учащается. Самир бросает на меня настороженный взгляд, когда они направляются ко мне.

– Дженнифер Джонсон, вы задержаны по подозрению в похищении Оливии Эдвардс. Вы не обязаны ничего говорить, но это может повредить вашей защите, если вы не упомянете при допросе то, на что позже будете ссылаться в суде. Все, что вы скажете, может быть использовано в качестве доказательства…

Замечаю потрясенное выражение лица Самира, когда меня выводят из здания. Поворачиваюсь к нему.

– Прости, мне очень жаль. Попроси Эби отменить прием моих клиентов. Я скоро с тобой поговорю.

– Да это же просто смешно! – кричит он нам вслед. – Ничего она такого не сделала… Вы только зря тратите…

Остальные его слова поглощает грохот закрывшейся за нами двери. Стоило Самиру упомянуть, что полиция скопировала файлы с нашего компьютера, как я сразу поняла, что это было неизбежно. На парковке стоит еще один полицейский автомобиль и эвакуатор – констебль в форме наблюдает за погрузкой моей машины.

– Что… Почему вы забираете мою машину? – Слова застревают у меня в горле.

– У нас есть ордер на ее изъятие, равно как и некоторых принадлежащих вам вещей, – говорит Дэвис, усаживая меня на заднее сиденье их машины. Наваливается страх, когда я понимаю, в какую историю вляпалась. Вероятность того, что я смогу правдоподобно описать свои действия, крайне невелика. Что бы я ни сказала, это будет звучать как бред сумасшедшего.

Это все? Увижу ли я еще когда-нибудь своих детей?

Если б я была полностью уверена, что не имею ни малейшего отношения к исчезновению Оливии, то это был бы хоть один положительный момент – я могла бы, по крайней мере, сойти за невиновную. Но я даже не могу точно сказать, что не несу за это ответственность. Слава богу, что Марк все-таки отвез детей к своим родителям и что меня задержали в клинике. При мысли о том, что меня могли увести на глазах у Эллы и Элфи, мой желудок закручивается узлом. В жизни не пожелаю им испытать то, что испытала я.

Очень надеюсь, что мне не предъявят обвинения. Если я попаду в тюрьму, их жизнь пойдет по тому же пути, что и моя, а я этого просто не переживу.

«До этого никогда не дойдет».

Но сколько бы я ни повторяла это у себя голове, туда вторгается другая ужасающая мысль, сокрушая первую.

«Они найдут Оливию мертвой».

В конце концов, я – дочь серийного убийцы. Разве убийство у нас не в крови?

Глава 56

Марк

Жуткая тяжесть сдавливает грудную клетку, никак не вдохнуть, словно вокруг меня обвился удав. Наверное, это сердечный приступ. Вцепляюсь в воротник рубашки – он сдавливает мне горло, душит. Сгорбившись над своим столом и разметав по нему бумаги, заставляю себя замедлить дыхание. Нет, я не умираю. Во всяком случае, не из-за каких-то там проблем, связанных с сердцем. Может, из-за чувства вины.

Что же я наделал? Несколько раз бьюсь лбом о меламиновую поверхность стола, глухой стук эхом разносится по комнате. Ее задержали. Поместили под стражу. Она будет сидеть в тюремной камере. И будет в ярости.

Рядом с моей головой нервно дребезжит мобильник, и поначалу я молюсь, чтобы это звонила Джен – сообщить мне, что все это было одним огромным недоразумением и ее освободили без предъявления обвинений. Но если б это оказалась она, что бы я ей вообще сказал? «О, привет, любимая, как ты? Прости, что сдал тебя полиции, дорогая. Я и понятия не имел, что они и вправду тебя арестуют. Ты ведь меня простишь, правда?» Отчасти испытываю облегчение, когда вижу высветившееся на экране имя: Бретт.

– Тебя трудно отловить, старина! Где это ты прячешься? – говорит он со своей обычной бесцеремонностью.

– Да были тут… некоторые сложности, – отвечаю я, и мой собственный голос звучит совершенно бесцветно.

– О? Опять проблемы с хозяюшкой?

Что-то в этом незамедлительно сделанном выводе меня раздражает, но понимаю, что сам виноват. В тот вечер я так наклюкался, что, похоже, рассказал ему больше, чем следовало.

– Нет! С чего это ты решил? – Мне все-таки не удается скрыть возмущение в своем голосе.

– Ах, прости, что задел за живое. Я просто предположил, что дело наверняка в этом, учитывая то, что ты мне наговорил. И еще ее… ну… поведение, знаешь ли, когда я был у вас на прошлой неделе. Между вами явно кошка пробежала – это точняк был не ее обычный заскок, как ты мне сказал.

Лицо у меня горит от стыда. Я вовсе не собирался делиться с ним провалами в памяти Джен, не говоря уже о других вещах. Тот факт, что Бретт заметил наличие более глубоких проблем, говорит о том, что сам я не уделял достаточно пристального внимания собственному браку. Хотя, если честно, я все-таки владею более широкой картиной, так ведь? И все-таки ощутил некий сдвиг, заметив, что ее отключки участились и она от меня что-то скрывает. Но я проигнорировал это. Как обычно, замел все это под ковер – вместо того чтобы решительно со всем разобраться.

Струсил.

– Гм, ну ладно… Думаю, ты и так скоро узнаешь, так что лучше тебе услышать это от меня.

– Блин, да вы что – разбежались?.. Сочувствую, старина. Правда сочувствую.

– К сожалению, все не так просто…

Даю Бретту краткий обзор ситуации – с таким же бесстрастием, как если бы проводил презентацию в «Пауэрпойнт». Когда заканчиваю, приходится даже проверить, не рассоединилась ли связь.

– Да здесь я, здесь… Черт! Даже не знаю, что и сказать.

Лишить Бретта дара речи – уже само по себе немалое достижение.

– Я правильно поступил?

– Ты действовал, а это главное. Не сидел сложа руки и не пустил все на самотек. Это уже прогресс. Ты думал о своих детях, чувак! Это благородно. Она и сама бы хотела, чтобы ты это сделал, правда. В смысле, теперь-то она возненавидит тебя, это и к гадалке не ходи. Но со временем…

Джен возненавидит меня – в этом он прав.

– Она должна была все