Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мои размышления прервала официантка, которая, отдуваясь, принесла наш заказ на одном большом подносе.
– Как думаете, она человек? – Антон заинтересованно разглядывал ее удаляющийся в соседний зал зад.
Юля закатила глаза и медленно сделала глоток из своего стакана – вероятно, чтобы не сказать что-нибудь колкое.
– А какая разница?
– Ну… – по его вздоху и поглаживанию колена было и так все понятно, но я предпочел еще немного помучить его, делая вид, что совсем не понимаю, что он имеет в виду. – А как ты вообще это делаешь?
– Что именно?..
– Девушек цепляешь. Ты даже не замечаешь порой, как на тебя вешаются.
– Вас не смущает, что я тоже здесь сижу? – Юля откинулась на спинку дивана и закинула ногу на ногу.
– А почему это должно нас смущать? – Антон выпил пива, щедро измазавшись в пене. Утирая нос рукавом, он добавил. – Если ты вдруг захочешь обсудить с нами девушек, мы готовы и весьма толерантны. Ты ведь даже не помнишь своих сексуальных предпочтений, так что…
Я заржал и отбил ему пятюню, а в следующее мгновение Антону прямо в лоб прилетел крупный орешек арахиса, которым Юля выстрелила при помощи вилки.
– Давайте тогда уж поиграем в «Я никогда не», – предложила девушка. – Если Костя не собирается излагать свой гениальный план по спасению Блут из тюрьмы.
Я посерьезнел.
– Собираюсь. Если коротко, то в вину вампирши я совсем не верю.
– Это еще почему? – Антон уже вытащил блокнот и принялся туда что-то записывать.
– Помимо романтических причин, типа «она за добрых и Янтарину Цорнскую», если более логичная. Зачем обычно продают наркотики? Правильно, чтобы нажиться. А Блут деньги зачем? У нее и так все есть.
– Тут Костя прав. В конце концов, когда кто-то идет на преступление, он либо понимает, зачем он это делает, либо он сумасшедший, – Юля отставила коктейль, который уже начал нагреваться от ее ладони.
– А вариант «просто по приколу, потому, что может себе это позволить» вы не рассматривали?
– Антон, я понимаю прекрасно, что ты зол.
– Зол, – насмешливо передразнил он. – Надо же, зол! Меня, вообще-то, эти ублюдки пытались убить. Наверняка это она меня с окна и скинула, кто их разберет, вампиров этих?
– У нас остается один свидетель, точнее свидетельница, – напомнила Юля. – Русалка-стриптизерша, которая явно в ту ночь была на Енисейской. И… еще кое-что. У Блут есть алиби на ту ночь.
– Это какое же?.. – Антону было явно уже хватит, но он подлил себе еще пива.
Черт. Надеюсь, его не будет рвать.
– Странно, что вы еще про это не подумали. Я у нее в ту ночь дома была.
– И что, вы постоянно находились рядом?
– Скорее, я видела, как она спит, – с расстановкой произнесла девушка. – И она вряд ли захочет, чтобы кто-то знал подробности… Так, Антон, уйми свои больные фантазии!..
– Так как она спит? – мне стало любопытно.
– Она спит, – девушка понизила голос, – в большой камере солярия.
– Что?! – Антон даже слегка протрезвел. – Вы слышите? Этот звон бьющегося стекла – это рушатся мои стереотипы о кровососах.
– У каждого есть свои приколы и тайные слабости, – сказала девушка, похоже, сильно сконфуженная тем, что выдала чужой секрет. – Студии загара «Альбедо» знаешь?
– Естественно.
– Ну, вот. Она владелица.
– Что дальше? – Антон пил пиво как воду. – Оборотни, которые носят серебряные крестики?
Я отмахнулся от него. Про вампиров послушать было куда интереснее.
– А что в этом такого постыдного?
– Это религиозное преступление, – развела руками Юля. – Вампирские приколы, они верят, что вампиры, которые не ведут праведную жизнь, после смерти отправляются на солнце. Для них это синоним ада. Поэтому никакого загара и долгого пребывания на улице днем. Если Блут признается, что у нее студии загара, что она потихоньку загорает, то, конечно, избежит обращения в прах. Вот только репутации ее кранты. И в Триптих ее никогда больше не изберут.
– Тогда зайдем с другой стороны. Кому может быть выгодно ее подставить? Давай, Юль, я не верю, что вы там у нее дома только плюшками с кофе баловались, она по-любому что-то рассказывала тебе. Или ты что-то видела. Я помню, как ты сморщилась при виде ее свиты.
– Ну, – нехотя заговорила она, – было дело. Она проводит политику, которая не всех устраивает. Многие потомки Нерушимого Дракона, особенно консерваторы, предпочли бы держаться подальше от жаров и людей, проживая в своем маленьком обособленном мирке. Катерина же повелела, чтобы хотя бы один представитель каждого клана жил в Фортах Сердец на постоянной основе, иначе клан будет наказан, и молодежь все более и более лояльна, ассимилируется и более дружелюбна.
– А кто ее главный оппонент?
– Пожалуй, это Владимир де Блут, ее двоюродный дядя. Максим де Блут, ее заместитель, его старший сын.
– А вот, кажется, и оно, – Антон даже постучал карандашом по пружинке блокнота, привлекая внимание.
– Суд над Блут состоится в день праздника Янтарных огней, четвертого августа, – напомнил я. – То есть у нас есть чуть меньше месяца, чтобы раскопать правду. И не спускать глаз с Максима де Блут.
– Ребята, что вы такие грустные? – Гефест, сколько бы ни выпил, всегда оставался вежливым и дружелюбным до крайности, но, как известно, крайнее дружелюбие порой крайне раздражает. Он подошел к столу твердой походкой, поигрывая зажигалкой. В Бюро ходили легенды, что этот жар чисто из принципа не пьет алкоголь, который не был заранее подожжен. – Неси! Тащи все сюда! Я угощаю!
Я вздохнул и закинул в рот несколько долек картошки, чтобы не пришлось продолжать пить на голодный желудок.
Официантка осторожно поставила на стол двенадцать стопок, по три каждому из нас, Гефест щелкнул пальцами (больше для театрального эффекта, нежели колдовства) и шепнул:
– Гори.
Все двенадцать стопок загорелись и погасли одновременно, и мы быстро-быстро опрокинули горячие шоты в себя.
Набор шотов «Флаг России» был по-своему коварен. «Белый» шот состоял из водки и кофейного ликера, «красный» – из водки и
