Какие-то вспышки света, и там был ты. Ты взял меня за руку, и мы побежали навстречу этому свету. Затем я услышал шум прибоя, как в первом своем видении, и увидел чью-то улыбку. Мне показалось, я понял, что было передо мной, но в ту же секунду утратил знание об этом. Возможно, я увидел все это в бреду. В снах такого типа не разобрать, где фантазии, а где истина. Все вперемешку.

В двери со стороны черного входа трижды постучали.

– У меня для тебя подарок.

Саша поднял брови и уставился на дверь. В переговорную как по команде зашла дворцовая охрана с большой зеленой коробкой, поставила ее на стол и удалилась.

– Возможно, он тебя немного напугает, – пояснил Александр, подходя к столу. – Но я думаю, это должно быть у тебя.

Саша осмотрел коробку с явным недоверием.

– Дворцовая охрана все проверила, и коробку не раз пропускали через сканеры. Не бойся.

Не бояться? Саша никогда не любил, но точно знал, на что способен человек ради дорогих людей. Например, по приказу подарить тому, кого когда-то считал другом, красивую коробку с отравленным «подарком» замедленного действия. Никакой сканер не поймет, что содержимое смертельно опасно.

– Ты все равно не доверяешь мне, – прочел Александр в его настороженном взгляде. – Если все-таки решишься когда-нибудь открыть, то многое поймешь.

Саша ответил ему сдержанным кивком и многозначительным молчанием.

На этом переговоры были окончены. С самого начала его участники знали, что они не ознаменуются миром, но им важно было показать всем, что ситуация небезнадежна. Подарить надежду тем, кто в страхе и тревоге вот-вот мог ее потерять и совсем отчаяться. В конце концов, даже в самые худшие времена все, что оставалось у людей, все, что питало их стремление двигаться дальше, – это надежда. Чудовищный обман.

28. Бессознательное желание

Дирк прибыл в особняк Делинды к вечеру. Еще с детства он привык к боязливым, опасливым взорам, направленным на него, настороженным и одновременно фальшиво приподнятым голосам, которые использовали все – от прислуги до политиков – при разговоре с ним. Люди обычно боялись высказывать мнение, отличающееся от его, и говорили лишь то, что он хотел услышать. Оттого светские беседы стали очередным обрядом формальности перед сделкой, который он, сам того не осознавая, пытался заставить себя полюбить. Так же как проявить великодушие к бывшим женам, уважение к отцу, жалость к страдающим людям. Но никак не выходило.

И вот приятное откровение Александра. Крики израненного сердца, заставившие его содрогнуться всем телом и до боли в груди прочувствовать, как что-то глубоко, не выдержав накала, лопнуло, хотя со дня смерти матери он думал, что уже никогда не сможет испытать нечто, хотя бы на сотую часть схожее с этой странной тянущей болью.

Гедалия задушил его мать прямо у него на глазах. Дирк был дерзким ребенком и не принимал замечаний матери. Однажды она застала его за стаканом ликера, украденным у отца, и попыталась отчитать, но он накричал на нее, и шум привлек Гедалию. Он влетел в комнату словно одержимый. Мужчине хватило пары мгновений, чтобы принять решение. У него и в мыслях не было прислушаться к жене. Он даже не мог осознать, что его сын может быть в чем-то виновен, а мать имеет такое же право отчитывать отпрыска, как и отец. Если его сын недоволен и кричит, то виновна в этом жена.

Проклятый Гедалия. Каждая встреча с ним – болезненное напоминание о матери и его беспомощности в момент ее убийства. Если бы ему дали еще один шанс… Еще один крошечный шанс, и он бы защитил ее, даже если бы пришлось обратить на себя отцовский гнев и самому задохнуться в тисках его намертво обхвативших шею рук.

Он бы отдал ради этой возможности все, что у него было.

«Гедалия слишком опасен по той причине, что неуправляем. Если он снова что-то выкинет, его придется вывести из игры».

Дирк дернул головой, стараясь прогнать воспоминания об отце, и у него получилось: его мыслями снова завладел Александр.

Он в самом деле не понимал, почему юный король так его ненавидит. В день заключения «сделки» он постарался одарить его такой лаской и добротой, какой не одаривал еще никого, но после, когда флер спал с его глаз, он неосознанно, как по щелчку, вернулся к своему прежнему, годами нарабатываемому поведению. Драматичные противоречия юноши делали его привлекательным и невинным в глазах Дирка и пробуждали живой интерес и азарт. Лишь в шутку он бросал случайные фразы о том, как Каспару повезло, но сейчас, покинув Александра, Марголис с чувством позорного проигрыша принял истину: шутки были лишь отголосками подавляемой зависти. Настоящей, сокрушительной, жгучей до помутнения. Все мысли занимал король.

Как, интересно, он ведет себя рядом с другими? О чем говорит? Как звучит его голос? Каким он мог бы быть, если бы дорожил им так же, как дорожит Каспаром?

Из размышлений Дирка вывел голос Делинды, встретившей его в парадном вестибюле:

– Мистер Марголис, добрый день.

Они пожали друг другу руки и прошли в ее кабинет.

– Что-то случилось? – спросила она, сев за стол.

– Для человека, которому прикрутили финансирование, вы неплохо изображаете радушие, – сел он в кресло напротив.

– Вы не были обязаны давать деньги на все мои прихоти, – улыбнулась она, сжимая пальцы в замок. – Вы и так сделали для меня много.

– Будет обидно, если эти вложения не окупятся, и вы проиграете.

– Признаться, тяжело вести войну, зная, против кого она.

Дирк посмотрел на нее так, словно размышлял, как принять ее слова.

– Наше с Сашей родство смущает?

– Скорее удивляет.

Дирк пожал плечами и потянулся во внутренний карман пальто.

– Я пришел, к слову, не с пустыми руками, – положил он перед ней крохотную коробку конфет. – Прошу, не стесняйтесь.

Взгляд Делинды переменился. Притворство не помогло ей скрыть настороженность.

– Мило с вашей стороны, мистер Марголис. – Делинда взяла коробку и открыла ящичек стола, как вдруг Дирк мягко перехватил конфеты, поставил перед ней и открыл крышку.

– Ваш брат предложил мне деньги за мой подарок, а вы прямо при мне убираете эти редкие конфеты в ящик? Пренебрежение к сюрпризам у вас в крови? – усмехнулся он и откинулся на спинку кресла. – Люди в последнее время лишь разочаровывают меня. Прошу, не становитесь одной из них. Есть такой тип людей, которым я многое могу простить, даже грубость и оскорбления. Ваш брат в этот список входит. А вы – нет.

Ее вздувшиеся в негодовании ноздри позабавили его. Он закинул ногу на ногу.

– Вы порадуете меня, если съедите хотя бы одну при мне. Так приятно, знаете ли, увидеть, как человек испытывает радость от твоих подарков.

Делинда сглотнула. Медленно, словно, если уронить, мог прогреметь взрыв, она вытащила круглую шоколадную конфету в золотой обсыпке.

– Мне неудобно есть