в комнате? – спросил Александр Каспара.

– Я просидел с ней почти весь день, и не сказать что она была рада этому. Кажется, мое присутствие ее только раздражало. Пусть немного побудет одна. И я не могу оставить тебя одного.

– Спасибо.

Они наконец-то сели ужинать. Впрочем, без особой радости. Некую торжественность приготовлениям придавало ожидание того, что Катрин, быть может, откажется ужинать вместе, но хотя бы примет еду, состряпанную лично королем. И вот теперь его аппетит поутих.

С супом было покончено, настало время бифштекса. Александр только успел закинуть в рот кусочек маринованного огурца и принялся разрезать свою порцию, когда вдруг заметил подозрительную тишину со стороны Каспара. Он поднял голову, заметил, что тот смотрит в сторону выхода, и обратил взор туда же.

Катрин стояла, сжимая дверной косяк и придерживая котенка на своем плече.

– Иди ко мне, милая, – обратился к ней Каспар.

Она чуть качнулась назад и все же, словно неохотно совершая каждый шаг, приблизилась к стулу рядом с ним и села, опустив котенка себе на колени.

Александр так опешил от ее появления, что, забыв о пережеванном огурце во рту, сидел неподвижно. Катрин даже не смотрела на него. Резко сглотнув, он раскашлялся и услышал насмешливое:

– Меня будут кормить или нет?

– Да, конечно. Сейчас. – Каспар привстал, когда Александр взмахнул рукой в отрицательном жесте.

– Не нужно, – тотчас вскочил он с места и, прежде чем Катрин, набрав в легкие воздуха, успела возразить, добавил: – Тебе будет неудобно одной рукой.

Точно желая убедиться в этом, Катрин сначала уставилась на ноги отца, а затем на приставленный к столу костыль. Плечи ее опустились, и она принялась исправно гладить Кэсси, высунувшую мордочку на стол и принюхивающуюся к вкусным запахам. Взгляд Катрин вдруг задержался на третьем комплекте столовых приборов, лежавших перед ней.

Александр поставил перед девочкой тарелки с едой.

– Приятного аппетита, – осторожно произнес он.

Одарив его молчанием, Катрин опустила котенка на пол, отщипнула кусочек бифштекса и положила его перед ним, приговаривая:

– Ешь, моя хорошая.

Затем она взялась за ложку и принялась есть суп. Александр всеми силами старался не смотреть на нее, чтобы случайно не вызвать негодование. И все же ему показалось, что еда пришлась девочке по душе, потому что не успел он доесть бифштекс, как она отложила ложку и принялась за второе блюдо, перед этим нарезанное на кусочки Каспаром.

Мясо она ела с большим энтузиазмом, попутно заедая маринованными овощами.

Александр улыбнулся такому недетскому аппетиту и с облегчением выдохнул. Они с Каспаром обменялись теплыми, довольными взглядами и молча продолжили ужинать.

В конце Катрин отставила тарелку, вытерла рот салфеткой, спрыгнула со стула, взяла котенка и молча покинула кухню.

– Слава богу… – Александр схватился за голову.

– Она съела все, – оценивающим взором прошелся по пустым тарелкам Каспар. – И я подозреваю, что этой ночью Кэсси будет спать с ней в кровати.

– Я не против.

– Словно она спросила бы у тебя разрешения, – по-доброму усмехнулся Каспар.

30. Признание

Поздний вечер следующего дня после переговоров.

Наигравшись в настольные игры с Меллом и наевшись сладостей так, что закрутило живот, Анджеллина вышла на балкон.

– Прохладно, не находите? – вдруг послышалось за спиной.

Саша на ходу накинул на ее плечи свое пальто и встал рядом.

– Господи, вы напугали меня, – приложила руку к сердцу Анджеллина. – Так неожиданно, что вы здесь.

– Решил проведать вас, а заодно лично поблагодарить Мелла за спасение.

Она поправила его пальто на своих плечах.

– Вы все больше меня поражаете. Оказывается, вам знакомы простые манеры джентльмена? Где же они таились раньше?

– Им требовалось время, чтобы проявиться. Решили подышать свежим ночным воздухом?

– Да, размышляю о своей жизни.

– И что приходит на ум?

Ее лицо, разрумяненное то ли от холода, то ли от смущения, потеплело от улыбки.

– Что она у меня прекрасна. В ней есть все, что нужно. Все, о чем только можно мечтать: мама, брат, достаток, здоровье, возможности… – Она перевела на него осторожный взгляд. – И хорошие друзья.

Его глаза по-доброму смеялись, а она сдержалась от соблазна вжаться носом в ворот его пальто и вдохнуть сладкий аромат вишни.

– Саша, я ведь умираю, верно?

Секунду он надеялся, что ему послышалось.

– Умираете? С чего вы взяли? – спросил он с наигранной улыбкой, не замечая, как она, передавая боль, становится для принцессы красноречивее любого ответа.

– Вы стали хуже притворяться. – Она несколько раз кивнула своему замечанию и отвела грустный взгляд. Уголки губ, приподнятых в улыбке, медленно опустились. – Саша, с которым я познакомилась, был тем еще наглецом, который если что-то и чувствовал – будь то боль или печаль – любую эмоцию, которая многими плохими людьми принимается как слабость, то умело прятал это, как только мог, из-за чего я плохо понимала его, искренне считая, что он не такой уж хороший и честный человек. Но сейчас он… вы стали совсем другим. По-прежнему стараетесь выглядеть невозмутимым, когда другие льют слезы, но у вас уже плохо получается, правда. И это хорошо. Я этому рада. Жаль только, что не успею полностью застать все ваше раскрытие и увидеть, какой вы на самом деле.

– Анджеллина, – вырвалось из него прежде, чем он смог подобрать слова и сложить из них приемлемый ответ, – не понимаю, откуда у вас…

– Во время обследования у меня случился приступ, – заговорила она твердым, но тихим голосом, чтобы никто их больше не услышал. – На пару мгновений я даже ослепла, и в ушах стоял такой звон, что хотелось кричать от боли. Когда звон стих, я услышала голоса. Смех, плач, крики, шепот. И все так, словно это где-то рядом, а не в моей голове. Затем у меня чуть не отнялись ноги, и я с трудом доползла до своей кровати и вызвала охрану, дежурившую за дверью. Они прибежали, следом в комнату явились ученые. Повышенное давление, тяжесть во всем теле такая, что голову не поднять. И тошнота. Пока я была в этом состоянии, у меня взяли образец крови. Я закрывала тяжелые веки и чувствовала, как проваливаюсь в пустоту.

К тому моменту, когда меня отпустило, анализ уже был готов. Мне сказали, что уровень радиации в комнате, в которой меня содержали, стал критически высоким после того, как я в ней поселилась, но когда я сдала анализ крови повторно, они не смогли ничего обнаружить. Утром, укладывая волосы, я обнаружила на расческе куда больше волос, чем обычно. Это была непредвиденная вспышка. Но одно я заметила: с каждым разом они все сильнее. Я попросила не заносить это в результаты обследования, чтобы не пугать маму. Все равно это никак мне не поможет. Они сами сказали.

– Почему же вы не сообщили об этом мне?

– И что бы вы сделали? Заперли меня в каком-нибудь аппарате до следующего приступа? А потом что? Вскрыли бы меня? Я знаю, что это не лечится. И мои волосы