другу, но, когда момент наступил, поняли, что говорят через силу. Им все было ясно без слов.

– Александр, как ты сейчас живешь?

Чего-то такого ждал Саша от Анджеллины. Даже в самых критических, печальных или деловых ситуациях она находила место сентиментальности и искренности. И это грело его душу.

– Все относительно хорошо, но Каспару все сложнее принять происходящее. Из-за этого у нас не раз были стычки. В последнее время мы немного отдалились.

– А что же Делинда? Есть в ближайших планах новый обстрел какого-нибудь торгового центра в Берлине?

– Саша! – возмутилась Анджеллина.

– Если у тебя есть какая-то полезная информация, Александр, то поделись.

– Даже если бы обладал ею, я не могу разглашать. Я не знал об обеих провокациях.

– А если бы знал?

Они пристально взглянули друг другу в глаза.

– Если бы знал… то вряд ли что-то мог бы предпринять.

Разочарование в глазах Саши было смешано с пониманием и сочувствием. Но ярче всего в них читалось осуждение. Он не раз пытался убедить себя в непричастности Александра ко всем преступлениям, но с каждой подобной провокацией мысль о его виновности становилась все отчетливее, а голос жалости стихал. И все же, когда Клюдер смотрел на него сейчас, усталого, измученного угрызениями совести, он был готов простить ему все.

В конечном счете Саша запутался в своем отношении к королю.

– Во время последнего обстрела в одном из ресторанов рядом с тем центром были я, Анджеллина и ее брат Мелл.

– Саша… – пыталась прервать его принцесса.

– Я сидел к окнам спиной и не видел ничего. Мелл прикрыл меня собой и получил осколочное ранение. Промедли он хоть секунду… – Саша ухмыльнулся и покачал головой. – Я сижу здесь живой и абсолютно невредимый только благодаря ему.

Саша уже не мог остановиться. Казалось, преграда понимания и сострадания к Александру дала трещину под давлением тяжелых воспоминаний о мертвой Анко, сожженных живьем солдатах, расстрелянных детях, разрушенном центре города, куда люди ходили семьями. Его народ. Чувства захлестнули его, и голос задрожал:

– Тебе жаль, что все это происходит? Что ж, мне тоже очень жаль тебя, Александр. Ты стараешься как лучше, и мы все знаем, что независимо от твоего решения были бы жертвы, но легче от этого никому не становится. Я далеко не сентиментальный человек, и мне тяжело из раза в раз проявлять сострадание. Я все еще очень хочу считать тебя своим другом, ведь когда-то ты спас меня, но даже для меня все это слишком.

– Саша! – привстала Анджеллина, повысив голос. – Хватит.

Ей удалось до него достучаться.

Александр внимал каждому его слову, и казалось, что они причиняют ему мучительную боль. И за это Саше стало стыдно. Что всем этим он пытался донести до парня, который и сам жил в вечном страхе?

Нет, не до Александра. До Делинды. Он слишком долго подавлял в себе гнев и обиду, и теперь, когда они вырвались на волю, грань между Делиндой и Александром стерлась, и он перестал их различать. Они на одной стороне. Родственники. Он – ее представитель и лицо войны. Этого гневу было достаточно.

Саша выпрямился и вздохнул, стыдливо закрыв лицо руками.

Какая нелепость, корил себя он. Примитивщина. Как он мог хоть на секунду поддаться чувствам и разучиться отличать их?

– Прости, я сказал столько ужасного.

– Вы просто очень устали.

– Не оправдывайте меня, принцесса.

И снова затянувшееся молчание.

– Анджеллина, если ты не против, я хотел бы обсудить кое-что с Сашей наедине.

Разумеется, такое предложение немного смутило ее, но возражать она не стала. Молча встав из-за стола, она приблизилась к Александру, положила руку ему на плечо в знак поддержки, прошептала на ухо: «Берегите себя» и вышла из переговорной через черный ход, к которому никогда не допускались журналисты, но у которого всегда дежурила охрана.

Александр подошел к окну и чуть отодвинул штору, чтобы впустить дневной свет. Саша посчитал это предложением продолжить разговор стоя, и подошел к окну, расположившись чуть поодаль. Двойное пуленепробиваемое стекло, предусмотренное во всех кабинетах дворца, защищало их от возможных угроз.

Король собирался с мыслями долго, вглядываясь в серые городские просторы под пасмурным мутным небом с клоками дождевых облаков.

– Скорее всего, до лета следующего года я не доживу. И мне сложно даже предположить, что или кто именно меня убьет.

– С чего ты взял, что погибнешь именно к этому времени?

– Я вижу странные видения, будто обрывки прошлого и будущего. Я думал, что вижу это в бреду, но нет. В первый раз это случилось после Нейроблока. Он должен был показать мне желаемое. И я увидел. Сначала все было в порядке. Передо мной открылись морские просторы, красивый пляж, я наслаждался шумом прибоя. Затем я увидел зал. Делинда говорила мне, что нашу мать застрелили одной пулей, но в моем видении она вся была ими изрешечена, но, конечно же, в гробу под красным атласным платьем этого не увидишь, да и я никогда не подвергал сомнению ее слова. О матери, по крайней мере. Эта деталь видения показалась мне странной. Я поднял архивы дела об убийстве. Ее убили не одной пулей. Их из ее тела вытащили целую дюжину.

– Постой, – прервал его Саша, – получается, ты увидел правду?

– Но меня не было в тот вечер на Съезде Мировых Лидеров, и я ничего не видел. Не было, и все же я увидел то, что случилось на самом деле. Совпало все, даже расположение некоторых тел, которые я запомнил, и маминого в том числе. Нейроблок показывает желаемое, основываясь на воспоминаниях человека. В сущности, человек сам себе все показывает.

– Но только обычный человек.

Александр мягко кивнул ему, наконец взглянув в глаза.

– Мы же от ЗНР уже неотделимы, и поэтому… – Саша помедлил. – Поэтому, когда мы желаем что-то увидеть, то видим не плод своих фантазий или элементы воспоминаний, а правду в первозданном виде.

– Я не знаю, как это происходит, но, похоже, все так. Раньше я не чувствовал связи с ЗНР, но после Нейроблока то видение было не последним.

– Как это связано с предположением о твоей смерти?

– Я часто вижу один и тот же зал в своих снах. Никогда не бывал в нем прежде. В нем я встречал Уильяма Дэвиса. В моем видении показывались и те времена, когда он уже был мертв, как и я из прошлой жизни, если можно так сказать, а значит, мои встречи с ним не связаны с тем, что я знал его когда-то. Я разговорился с одним официантом. Выяснилось, что нахожусь в 2039-м. – Он отвернулся от окна и задвинул штору. – Он мне и сказал, что известный всем Александр Каннингем погиб.

Саша пытался осмыслить услышанное. Все это звучало для него фантастически.

– Ты думаешь, что увидел недалекое будущее?

– Не знаю. Мне кажется, это невозможно, и все же… Потом началось что-то странное.