– Какая красивая!

Ис засмеялась, восторг ребенка был неподдельным, а Соломонпритворно нахмурился:

– Брысь! Почему она не должна быть красивой?

– Она ж царица варваров, – прошептала девчушка.В больших черных глазах метнулся страх, снова исчез, сменившисьлюбопытством. – С огромным топором и большими, как у волка, зубами.

Ис засмеялась, показала зубы и страшно пощелкала ими.Девчушка с радостным визгом бросилась к деду, зарылась лицом в его колени.

– Циля, – сказал Соломон строго, – это тцарицаскифов, ее зовут Исфирь. Она тебя не съест. Когда-то очень давно прекраснаяИсфирь спасла народ израильский от полного истребления. Это было во временаперсидского царя Ксеркса…

Он тяжело вздохнул, умолк. Девчушка повернула голову, глядяна Исфирь одним любопытным глазом, как испуганная птица. Прошептала тихохонько:

– Дедушка, расскажи мне про Исфирь.

Соломон взглянул на Исфирь, коротко усмехнулся:

– В другой раз.

– Дедушка, расскажи!

Он погладил ее по голове, сказал ласково:

– В другой раз… Но если хочешь, я расскажу тебе оЮдифи. Ее история короче.

Капризный ребенок тут же потребовал:

– А кто такая Юдифь? Расскажи!

Соломон снова посмотрел на Исфирь, сказал ласково:

– Если так хочешь, то это была очень-очень красивая женщина.Такая же красивая, как наша гостья Исфирь. Когда полководец ассирийского царяНавуходоносора по имени Олоферн осаждал город Ветилуй, был в нашей Иудее такойславный город, то в Ветилуе иссякли запасы воды. Подумывали уже о скоройгибели. Тогда Юдифь надела лучшие одежды, взяла корзинку с едой и отправилась кОлоферну. Ему сказала, что не любит город, впавший в грех, хочет, чтобы егоразрушили, а самому Олоферну укажет момент, когда город готов будет пасть.Обрадованный Олоферн оказывает ей пышный прием, а она остается в его стане,питаясь принесенной с собой едой, а по ночам выходя в долину для омовения имолитвы. Ассирийцы к этому привыкли и не мешали ей. На четвертый день,точнее – ночь, когда опьяневший Олоферн заснул на их общем ложе, Юдифь отрубаетему голову его же мечом, прячет в корзинку и в обычное время молитвы уходит вдолину, а затем проникает в свой город. Утром в стане ассирийцев начинаетсяпаника, когда увидели на вражеской стене отрубленную голову своего лучшегополководца. Воспользовавшись их смятением, ополчение, в котором воинов почти небыло, гнало ассирийцев до самого Дамаска!

Глазенки ребенка счастливо блестели, словно ей рассказываливолшебную сказку про ласковых и веселых зверюшек. Исфирь опустила голову. Онапонимала, почему Соломон выбрал для рассказа ребенку именно этот случай.

– Я не знаю, как поступить правильно, – ответилаона печально. – Я сейчас уже принадлежу к двум народам…

Соломон смотрел вопросительно. Она опустила ладонь на свойчуть-чуть округлившийся живот. Брови Соломона взлетели. Она кивнула, отвечая нанемой вопрос.

Соломон спросил с надеждой:

– Ты не сможешь нам помочь?

– Я хочу помочь, – ответила она страстно. –Но не хочу вредить и скифам! Это тоже мой народ. И потому, что мой ребеноктоже будет наполовину скифом…

– У нас дети считаются только по матери, –напомнил Соломон.

– Но разве я могу забыть, что это ребенок Руса? Да и люблю яэтих варваров. Они простые и честные! Мне нравятся их песни, их пляски, ихвеселье и юмор, их удаль и отчаянная жажда жизни. Они вошли в мою жизнь, я немогу помогать их уничтожению.

Соломон сказал невесело:

– Но ведь выбора нет. Либо мы, либо они.

– Да, – ответила она тоскливо. – Но я не хочуделать этот выбор.

Снаружи донесся гул голосов. Кричали люди, ржали кони. Исфирьподнялась, вопросительно смотрела на ребе. Тот отодвинул маленькую Цилю, Исфирьпомогла ему встать, и оба подошли к окну.

По улочке с криками бежал к воротам народ. У многих вруках были топоры, косы, цепы для молотьбы. Ис ощутила недобрый холодок вгруди.

За всадниками уже не пыль клубилась, а взлетали черные комьяземли, похожие на вспугнутых ворон. Земля жирная, вечером палку воткни –утром дерево вырастет. За эти дни покоя скот взыграл, округлился. Вчерашниескелеты, коровы с мычанием гонялись друг за другом, бодались, взбрыкивали.

Обойдя град, передовой отряд за несколько верст к северунаткнулся еще на малую весь. Сразу же тихое место наполнилось ревом, криком.Некоторые иудеи пытались спастись, бросались во все стороны, другие же, уженаслышавшись о страшном народе, призванном истребить народ Израиля, становилисьна колени и закрывали лицо руками, третьи падали на землю, но острые копья итопоры доставали их и там. Лютый звериный крик «Слава!» звучал как ревогромного льва, и люди цепенели от ужаса, кровь застывала в жилах, и смертьказалась избавлением.

На этот раз, мстя за сопротивление, вырезали всех. Уже зная,что многие прячутся в подполах, с хохотом бросали туда горящие факелы, огромныекамни. Рус проскочил горящую весь; взобрался на холм, долго всматривался свершинки. Когда вдали показался скачущий всадник, с облегчением перевел дух,пустил коня навстречу.

Конь под Совой хрипел и шатался. С удил падали желтыеклочья пены. Не доезжая до Руса, он почти сполз по конскому боку, стоял держасьза седло. Примчался Буська, поднес баклажку с водой. Сова жадно пил,расплескивал воду, закашлялся, выплевывая серые комья грязи.

Рус нетерпеливо переступал, но сдерживался. Наконец Соваоторвался от ковша, прохрипел:

– Взяли все веси!.. Вся долина дальше чиста. Лес… рощи.Можно бы идти дальше. Иудеям ждать помощи неоткуда.

– Ты далеко смотрел?

– Еще не все вернулись, – прошептал Сова. –Я на всякий случай послал еще десяток дальше… Но и так видно, что тамнигде народу нет. А если и есть где-то еще иудеи, что было бы чудом, тоони так далеко, что прийти сюда уже не смогут. Либо придут слишком поздно.

– Иди отдохни и отоспись, – предложил Рус. –Сегодня мы много сделали. А град возьмем завтра.

Сова вяло отмахнулся:

– В могилах отоспимся. Мне сейчас ковш вина да кусжареного мяса – и я снова готов ночь без сна. Или пусть Корнило сделаетгорячего зверодрала. Я раз однажды хлебнул – две ночи не спал, настенку лез.

Ис все не возвращалась, и Рус весь день метался по сожженнымвесям, бдил за боеспособностью. Нет ничего хуже, когда пускаются в грабеж.Тогда победителей бери голыми руками. Это уже не войско, а кучки разбойников,которым не до сражения.

Иногда ловил на себе вопросительный взгляд Буськи, злоотворачивал голову. Наконец прорычал: