– Надолго ли?

Он неспешно потащил из перевязи топор такой длины, что Перецневольно повел головой, провожая взглядом от рукояти до кончика тяжелоголезвия. Сзади шумно дрожала Генда.

Топор покинул перевязь, Перец застыл, мысленно умоляя Яхвепростить его прегрешения и принять в лоно Авраамово. Генда выдвинулась и всталарядом. Перец закрыл глаза, он чувствовал ее хрупкое плечо. Генда уже недрожала. Судя по всему, она выпрямилась тоже.

С закрытыми глазами он услышал голос скифа:

– Ящер меня забери… Кто это?

Второй голос прорычал с сомнением:

– Наверное, все же человек… А может, и не человек.

– Ящер… Нет, великий Род! Какие глаза… В них ночь, а вночи – звезды…

Перец открыл глаза. Скиф с топором в огромной руке слегканаклонился вперед, всматривался, в синих глазах было великое изумление. Бровибыли высоко вздернуты, лицо стало совсем ошарашенным. Он был молод, совсеммальчишка, но огромный, как медведь, широкий в плечах, с выпуклыми пластинамигруди. Плечи его блестели на солнце, края безрукавки из волчьей шкуры несходились на груди.

Генда не двигалась, в ее лице почему-то совсем не былостраха. Или испугалась так, что уже ничего не чувствовала, или же, как скорееповерил Перец, от смертельной усталости и безразличия к своей судьбе.

Тяжело гупнуло. Скиф уже стоял рядом с конем, положивширокую ладонь на седло. Его нечеловеческие глаза не отрывались от закопченноголица Генды, где слезы проложили по щекам широкие дорожки. Конь фыркнул ему вухо, скиф как завороженный качнулся вперед. Его правая рука замедленно пошлавверх.

– Генда, – голос Переца дрогнул, – не двигайся.

Скиф сделал шаг вперед, рука все еще поднималась ладонью вперед.К ужасу Переца, Генда протянула руку, ее узкая ладонь легла на широкую,как весло, ладонь свирепого варвара. Пальцы скифа шелохнулись и накрыли ееладошку. Он неотрывно смотрел в ее глаза, но теперь и Генда смотрела снизувверх в грозное лицо варвара. Его синие глаза были полны изумления.

Конь под вторым варваром нетерпеливо переступил с ноги наногу. Варвар насмешливо смотрел на юного друга, перед которым хрупкая Гендаказалась совсем ребенком. Перец вздрогнул, когда он проревел что-то хриплым,пропитым голосом. Юный скиф и Генда стояли друг против друга, их взглядысомкнулись, и Перец со страхом видел, что у них нет силы разорвать странныйузел.

– Генда, – сказал Перец в страхе. – Ты под чарами?

– Шатун, – рыкнул второй варвар почти одновременно сним, – этот народ наверняка силен в колдовстве! Когда силы мало, тоизощряются в подлости.

Юный варвар бережно, почти не касаясь, обнял Генду за плечи.Они медленно пошли, шагая удивительно слаженно, в сторону далеких стен НовогоИерусалима. Варвар в седле удивленно свистнул, его друг даже не замечает ниего, ни своего коня, нехотя повернул жеребца.

Перец, забытый всеми, поколебавшись, повел мальчишку следом.

Неожиданно второй день войны за долину принес неприятность.Малый отряд, ведомый Лещом, увлекся преследованием бегущих иудеев, попал взападню. Кони падали, проваливаясь в тайные ямы, всадники летели через головы.Их били по головам дубинами, камнями. Опомниться не успели, как уже связали.

Сова рычал от ярости, к нему боялись приближаться. А вскореиз города выехал с поднятыми руками Соломон, приблизился бесстрашно. Он был всев той же черной одежде, черной шляпе и выглядел как старый упырь изпреисподней.

– Что ты хочешь, старик? – спросил Рус мрачно. –Если приехал выведывать, где что лежит, то по чисту полю да быстрые кониразмечут твои жалкие кости.

Соломон слегка побледнел, и Рус понял, что угадал верно. НоСоломон одолел страх, тут же улыбнулся почти дружески:

– Что ты, величайший из вождей! Я приехал по важномудля тебя самого делу. Сегодня трое твоих могучих воинов попали в руки людеймоего слабого народа. Они целы… ну, для героев пара легких ран не в счет.И здоровы.

– Что ты будешь с ними делать? – прорычал Рус. –Жертву?

Соломон взмахнул дланями:

– Как можно? Мы своему богу приносим в жертву ­ба­рана.

– Ну, раз они попались в ловушку, то и есть бараны. Но чтохочешь ты, старый лис?

– У тебя, величайший из всех величайших, сейчас в пленунаши люди. Мы видели со стен, как их повели. Мы предлагаем обменять их на этихтроих великих воинов.

Рус открыл было рот, собираясь тут же согласиться, новклинился Сова:

– Какие такие великие? Эти вороны, что попались в западню?Да они и дров не стоят, на которых их поджаришь!

Соломон развел руками, смотрел на Руса:

– Величайшему из вождей надлежит быть милосердным. Хотя бы ксвоим людям.

– Почему?

– Ну, это выгодно, – объяснил Соломон. – Если твоивоины будут видеть, что ты для их спасения делаешь все, то за тобой пойдут вогонь и воду. Если вождь не бросает даже провинившихся, то эти провинившиеся собственнойкровью смывают позор.

Рус нахмурился. Старик был жестоко прав. Что-то в его словахнастораживало, но пока не мог понять что. Старик постоянно его опережает, и всес сочувствием, улыбкой. И даже сейчас получается, что этот старик большепечется о его племени, чем он, князь Рус, потомок великого Скифа!

От слабости, подумал, едва не рыча от злости. Кто неспособен молодецким ударом развалить противника от плеча до пояса, тот силен навсякие хитрости, умности!

– В твоих словах есть зерно, – признал оннехотя. – Я готов выкупить своих людей. Но каких ты хочешь за них?

Соломон всплеснул руками:

– Всех, конечно. Неужели твои доблестные воины не стоятнамного больше, чем мои жалкие соплеменники, которые ни воевать, ни красть скотне умеют? Да один твой воин стоит больше, чем все наше племя! Потому я и прошуотдать лишь этих сорок женщин и тридцать мужчин, хотя твои воины стоят намногобольше.

Рус, слушая его речь, выпрямился, развел плечи исамодовольно улыбался. Другие воины тоже горделиво похохатывали, выпячивалигрудь, напрягали мышцы.

Сова скептически хмыкал. Рус оглянулся на него, нахмурился:

– Договорились. Приводите вон к тому камню. Он как разпосередине от нашего стана и вашего града.

– Когда?

– Завтра, когда солнце коснется виднокрая, – решил Рус.

Он и раньше, еще когда шел с братьями, возвращался поздно,вваливался в шатер и почти падал. Ис стаскивала с него сапоги и одежду,разминала могучие мышцы спины, топталась босыми ногами, там же на полу Рус изасыпал. Ис молча и печально любовалась его красивым мужественным лицом. Во снеоно теряло жесткость, даже жестокость, становилось почти детским. Бровиподергивались, и рот слегка приоткрывался, придавая ему удивленное и чутьобиженное выражение.