Но как ни коротка летняя ночь, даже осенняя, но Рус вскакивалраньше, чем начинал алеть рассвет. Ис ни разу не успевала заметить переход отсна к бодрствованию. Только что спит глубоко, расслабленно, в следующеемгновение вскакивает одним прыжком – свежий, полный сил, со вздутымимышцами, что просто кричат от жажды схватки, улыбающийся, с ясным лицом, сблистающими как молния ровными белыми зубами.

Она не успела отстраниться, его рука мелькнула неуловимобыстро, захватила ее за шею. Ис пикнуть не успела, как оказалась под егогорячим и твердым телом. Он жадно поцеловал ее, упиваясь сладостью губ, сказалнежно:

– Ис, я люблю тебя. Ты так и не засыпала?

– Еще отосплюсь, – ответила она. Ее глазасмеялись. – С тобой я научилась спать вполглаза. Рус, я хочу съездитьв град иудеев.

Он насторожился. В груди полыхнул гнев, сказалсдавленным голосом:

– Зачем?

– Не знаю. Меня туда тянет. Все-таки они говорят на моемязыке.

Он загнал обратно злые слова, сказал негромко:

– Ис, я понимаю твою скорбь. Ты не можешь смириться, чтобоги позволили уничтожить твое племя. Ты пытаешься в этом жалком подобии людейувидеть нечто родственное… Но ты взгляни на себя! Таких женщин больше нет насвете. А здесь племя жалкое и слабое!

Она возразила, все же польщенная:

– Рус, здесь очень много красивых женщин! Даже оченькрасивых.

– Да? – удивился он. – Мне они не попадались.

– Рус, ты просто чудо.

– Ты сама чудо-юдо!

Он уже оделся, влез в перевязь. Ис с удовольствием смотрелана исполинский меч за его плечом. Это было мужественно и красиво. Уже вдогонкукрикнула:

– Я все равно побываю в их граде!

Рус придержал полог, туда пахнуло холодом,запахами степных трав, конским потом и ароматом легкого дымка костра.

– Ты хочешь со мной поссориться?

– Нет, – ответила она, – но когда взойдет солнце,я оседлаю себе коня.

Он покачал головой. Жалкий, мокрый цыпленок в логове львабыстро превратился в львицу.

Когда Ис пошла к коновязи, там уже ждал Буська с рыжейкобылой Молнией. Алое заспанное солнышко ласково трогало сбрую, покрытуюзолотыми и серебряными бляшками. Красная как жар попона была расшита золотыминитями, седло вкусно пахло новенькой кожей.

Молния радостно заржала. Молоденькая и быстрая, она совсемне походила на огромного коня Руса, могучего и с толстыми ногами жеребцаРакшаса. Ее ноги были длинные и сухие, обтянутые выпирающими сухожилиями, а шеядлинная и гибкая, изогнутая дугой, как у лебедя.

– Князь велел, – сообщил Буська. Он был еще заспанный,шмыгал носом. – Поехать с тобой?

– Я найду дорогу, – ответила она. – Носпасибо, что предложил.

– Не за что, – ответил он по-взрослому.

Он подставил ей колено, но Ис, засмеявшись, вдела ногу встремя и одним взмахом взлетела в седло. Из Буськи вырастет воин не толькоотважный в бою, что важно для воеводы, но и внимательный к женщинам, что неменьше важно для вождя.

Молния призывно ржала, подергала повод. Ис чуть наклониласьвперед, и кобыла, ощутив желание всадницы, рванулась с места как взлетающаяптица. Прогрохотали копыта, волосы Ис трепало ветром, они были похожи на черноепламя.

Буська восторженно смотрел вслед жене князя. Рыжий конь,похожий на пламя костра, сама всадница, словно слетевшая с небес илиподнявшаяся из преисподней… Как красиво!

Она неслась сквозь холодный воздух, разогрелась от скачки,щеки пылали. Темная стена Нового Иерусалима приближалась, между остриями кольевзаметила настороженно следящее за ней множество глаз. Над воротами приподнялисьхмурые мужчины. Ее удивили безмерные уныние и обреченность на их лицах. Еслискифы хвастались, что даже под пытками поют свои гордые песни, то души этихлюдей словно бы сломались при одной только мысли о брани, звоне оружия ибрызжущей крови.

Страж наверху ворот вскрикнул пугливо сорванным голосом:

– Что нужно воину скифов?

Он спросил на своем языке и едва не упал со стены, когда Исответила на его же наречии:

– Ребе Соломона.

– Ко…го? – переспросил мужчина. Он со страхом инепониманием смотрел на ее иссиня-черные волосы. Ис оставила их свободно падатьна спину, лишь на голове перехватила широким золотым обручем. Сапфир, любимыйкамень, блестел над переносицей загадочно и странно.

– Ребе Соломона, – повторила Ис. Она чувствовала приливщенячьей радости. – И пошевеливайся, лентяй!

Возле мужчины появились еще двое. Один крикнул:

– Кто хочет его видеть?

– Исфирь, – ответила она гордо. – Тцарицаскифская.

На стене одни застыли словно громом пораженные, другиезаметались, сшибая друг друга с ног, роняя оружие, щиты. Мелькнули чьи-то ноги,послышался испуганный крик. По ту сторону стены глухо бухнуло.

Уже все свесились со стены, смотрели вытаращенными глазами.Рты были распахнуты так, что семьи мышей могли бы разместить по выводку. Исзаметила, что взгляды суетливо перебегают с барсовой шкуры, которую раньше всевидели на плечах Руса, на ее лицо и распущенные волосы. Золотой обруч рассыпална солнце колючие искры, а сапфир в середине лба горел вызывающе ярко истрашно.

Со стены закричали:

– Ох, Яхве, яви нам свою милость!.. Сейчас откроем!.. Дапошевеливайтесь, пошевеливайтесь!

В их голосах было столько страха и надежды, что улыбкапогасла на ее губах. Молния беспокойно переступала, била в нетерпении копытом.Когда ворота приоткрыли, из-за створок выглянули потрясенные лица. Взглянув нагордую всадницу, они пугливо посматривали за ее спину. Далекая темная роща споявлением стремительных скифов стала пугающе близкой.

Молния процокала копытами через ворота, надменно отпихнувгрудью стражей. За нею глухо лязгнуло, едва не прищемив роскошный хвост. Народсуетливо выглядывал из окон, дверей, прятался, словно она одним взглядомиспепелит их дотла, но, привлеченные ее необычным обликом, как завороженныевыползали, стояли под стенами.

Ее сердце защемило, настолько все похоже на селение ееплемени. Тесно, дома суетливо лепятся один к другому, переулочки узкие,извилистые, их легко защищать, удобно ходить друг к другу в гости.

Почти сердясь, почему эти уцелели, а ее племя истреблено,она выехала на майдан. Осеннее солнце блистало на сбруе, грело плечи.Выпрямившись, звучно крикнула:

– Мне нужен ребе Соломон!

От ее звучного голоса ближние шарахнулись, а по толпе словноповеяло холодным ветром. Бог мой, сказала она себе пораженно, неужели я таксвыклась с людьми Руса, что и веду себя как скифская тцарица – властная инадменная? Даже голос у меня теперь подобен крику.