В первые годы военной диктатуры студенты, люди искусства и интеллектуалы еще могли протестовать против режима, и жестокие репрессии были участью профсоюзных лидеров и организованных левых. В период anos de chumbo («годов лидерства»), с 1969 до 1974 г., все изменилось. Любого могли заподозрить в «подрывной деятельности», увезти в подвал в Сан-Паулу или Рио-де-Жанейро и подвергнуть долгим пыткам, нередко со смертельным исходом. Словно контактов с властями США было недостаточно, солдаты изучили еще методы, разработанные французами в Алжире, например использование электрического тока{501}.

Сторонники Медиси сосредоточили свои усилия в основном на подозреваемых в участии в мелких городских партизанских движениях, многие из которых были молодыми марксистами из образованных средних классов и надеялись свергнуть диктатуру. В 1970 г. была арестована молодая женщина болгарского происхождения Дилма Русеф. Позднее она свидетельствовала, что ее пытали неделями: подвешивали вниз головой (этот метод называется «жердочка попугая»), выбивали зубы и били электрическим током{502}.

Военные подавили небольшое восстание в сельской местности, в бассейне реки Арагуая, организованное маоистской КПБ — коммунистической партией, отделившейся от БКП в 1963 г. и равнявшейся на Че Гевару и коммунистов — участников гражданской войны в Китае{503}.

Бразильские военные относительно легко подавили внутреннюю оппозицию и никогда не прибегали к массовому насилию в тех масштабах, что в Индонезии или в других странах Латинской Америки. Однако террор был совершенно реальным. Пауло Коэльо, ныне знаменитый писатель, прекрасно помнит, что происходило с теми, что оказывался по ту сторону закона. Это случилось и с ним. Группа вооруженных людей ворвалась в его квартиру, вспоминает он.

Они принимаются шарить в ящиках и шкафах — понятия не имею, что они там ищут, я ведь всего лишь сочиняю песни для рокеров. Один из них, повежливее, предлагает пройти с ними, «просто кое-что уточнить». Сосед видит все это и предупреждает мою семью, немедленно впадающую в панику. Все знали, что переживала Бразилия в то время, пусть это и не освещалось в газетах. ‹…›

Средь бела дня такси блокируется двумя машинами — человек с пистолетом в руке выходит из одной из них и вытаскивает меня. Я падаю на землю и чувствую дуло пистолета на шее. Смотрю на отель передо мною и думаю: «Не может быть, что я так рано умру». Я впадаю в нечто вроде кататонии: не чувствую страха, ничего не чувствую. Я слышал рассказы об исчезнувших друзьях, я тоже исчезну, и последнее, что увижу, — этот отель. Человек поднимает меня, усаживает на пол своего автомобиля и велит надеть на голову мешок.

Автомобиль едет около получаса. Они, должно быть, ищут место, где казнить меня, но я по-прежнему ничего не чувствую. Я принял свою судьбу. Автомобиль останавливается. Меня выволакивают и бьют, вталкивают в какой-то коридор. Я кричу, но знаю, что никто не слышит, потому что они тоже орут. Террорист, говорят они. Ты заслуживаешь смерти. Ты воюешь против своей страны. Ты будешь умирать медленно, но сначала тебе придется как следует помучиться. Инстинкт выживания парадоксальным образом начинает мало-помалу пробуждаться во мне.

Меня приводят в пыточную с фальшполом. Я спотыкаюсь об него, потому что ничего не вижу, я прошу их не толкать меня, но меня толкают в спину — и я падаю. Они велят мне раздеться. Допрос начинается с вопроса, на который я не знаю, как отвечать. От меня требуют предать людей, о которых я никогда не слышал. Они говорят, что я не хочу сотрудничать, льют на пол воду и ставят что-то мне на ноги — затем я вижу из-под мешка, что это устройство с электродами, которые затем прикрепляются к моим гениталиям.

Теперь я понимаю, что, кроме ударов, которые я не могу отследить (следовательно, не могу хотя бы сжаться, чтобы ослабить воздействие), меня начнут бить электрическим током. Я говорю, что им незачем это делать, — я сознаюсь во всем, в чем они требуют от меня сознаться. Я подпишу все, что они захотят дать мне подписать. Однако им этого мало. Тогда в отчаянии я начинаю расцарапывать себе кожу, выдирая куски самого себя. Палачи, должно быть, были испуганы, увидев, как я сам себе пускаю кровь; меня оставляют в покое. Они говорят, что я могу снять мешок, когда услышу, как хлопнула дверь. Я снимаю его и вижу, что нахожусь в звукоизолированной комнате с отметинами от пуль в стенах. Теперь понятно, зачем здесь фальшпол{504}.

Современные защитники бразильской диктатуры возражают, что генералы убили «всего лишь» несколько сотен человек. Однако не внутренними репрессиями Бразилия оказала самое сильное влияние на программы массовых убийств, сформировавших мир, в котором мы сегодня живем. В начале 1970-х гг., при Медиси, Бразилия принялась вмешиваться в дела других стран Южной Америки, создавая вокруг своих границ бесчеловечные режимы, также служившие интересам Вашингтона.

Таня Хармер, историк, наиболее тщательно исследовавшая этот короткий, очень важный, но часто упускаемый из вида период, отмечает следующее:

Счет жертв бразильской диктатуры относительно невелик по сравнению с Чили или Аргентиной, но именно за границей она оказала самое губительное воздействие, способствовав интенсификации холодной войны одновременно своим собственным примером, вмешательством во внутреннюю политику других стран и поддержкой контрреволюционных переворотов. Опыт Бразилии во время и после 1964 г. изменил правила игры, сформировав способ дальнейшей концептуализации и ведения идеологических битв 1970-х гг.

Бразилия помогла установить жестокие антикоммунистические режимы в Боливии и Уругвае. К 1976 г. значительная часть Южной Америки оказалась «зоной поражения» поддерживаемых США режимов на ее границах, которые использовали Бразилию как свой «прототип»{505}. Однако самая заметная иностранная интервенция Бразилии правого толка развернулась на западном тихоокеанском побережье Южной Америки — в Чили.

Альенде: на грани

В 1970 г. Сальвадор Альенде снова участвовал в президентской гонке в Чили, и снова ЦРУ финансировало кампанию запугивания. Генри Киссинджер, советник по национальной безопасности президента Ричарда Никсона, одобрил ассигнование сотен тысяч долларов на политическую войну. «Не вижу причин оставаться в стороне и наблюдать, как страна становится коммунистической из-за безответственности ее собственного народа», — сказал Киссинджер{506}. Центральное разведывательное управление поставляло пропагандистские материалы видным репортерам и добилось, чтобы в Time напечатали, с анонсом на обложке, репортаж, написанный под огромным влиянием этих материалов. В Чили главной опорой ЦРУ стала правая газета El Mercurio — агентство финансировало ее, а также оплачивало плакаты, брошюры и граффити на стенах зданий по всему городу{507}.

Эти усилия оказались тщетными. Собранная Альенде коалиция «Народное единство» (Unidad Popular) выиграла, хотя и с крохотным перевесом. Через несколько дней El Mercurio сделала большой специальный выпуск о Бразилии. Заголовок одной из статей