В ошарашенной тишине Иван спросил тупо:

– Как это?

– Ну, еще не знаю. Просто оказаться, как говорят вгазетах, в нужный момент в нужном месте. Но спасти его от смерти, покушения,катастрофы... Чтоб после этого все о тебе писали, говорили, везде твои фотки,интервью со звездами!

Парни молчали, слышно было как звякает горлышко, касаясьстаканов. Булькало, кто-то некстати начал рассказывать анекдот о буль-булях.Федя, его другой ближайший друг, с которым сидели вместе за школьной партой,сказал задумчиво:

– А что, очень может быть. Сейчас такое творится! АКречет ездит без охраны...

– Ну да, – возразили ему, – как это безохраны?

– Почти без охраны, – поправился Федя. – Притом, что он заварил, ему нужно ездить в окружении танковой армии! Да и то будуткидаться... Особенно эти исламисты.

Данилюк с удивлением воззрился на старого друга:

– Ты не рухнулся? Да Кречет сам вводит этомагометанство во всей России! Уже в Москве начали строить мечеть, самую крупнуюв Европе!

– И тем самым выбил оружие из рук самых злых, –возразил Федя. – Им бы хотелось, чтобы Россия оставалась православной.Такую легче одолеть, она ж почти не противилась бы. И тогда их ислам захватилбы все... А так их ислам обломает зубы о наш ислам, если сунутся. Да тем недадут вякнуть свои же шейхи.

Данилюк лихо опрокинул еще стакан импортного коньяка,крякнул, не закусывал и даже не понюхал рукав, только ноздри чуть дернулись, и,совсем некстати, сбившись с мысли, вдруг захохотал:

– Это все фигня про их запреты!.. У меня в отделениибыл один... Не то таджик, не то кумык не то вовсе что-то такое, что и на головуне налезет. Одно помню – мусульманин! Сало не ел, скажите пожалуйста!..Нечистое, видите ли, животное. Мы едим, а он – нет!.. Ну я тогда и взялся...Подхожу, спрашиваю: будешь есть сало? Нет, отвечает, вера не велит. Я плюю напол казармы, говорю: мой! Да чистенько мой!

Кто-то посмеивался, но другие молчали, смотрели накрасномордого десантника в краповом берете уважительно и с опасливым почтением.

– И что он? – спросил кто-то.

– Как водится, все спят, а он всю ночь моет пол, аказарма, скажу вам, это не ваша общага, это десять таких общаг, если составитьторцами... К утру вымыл, я подхожу спрашиваю: будешь есть сало? Нет, отвечает.Я снова плюнул на пол: мой! Вижу, уже слезы в глазах, но взял тряпку, стал накарачки, моет. Мы вечером кино смотреть, а он с тряпкой ползает по всейказарме. Я пришел, посмотрел, еще раз харканул на вымытое, чтобы снова прошелсясначала, вернулся, кино досмотрел, к бабам сходили, они в соседнем отделении,теперь бабы тоже служат, гормональное давление снижают нашим бравым воинам...так вот, вернулся, а он еле спину разогнул, все на карачках да на карачках...Спрашиваю: будешь есть сало? Нет, отвечает. Ну, думаю, ты упорный, но я ещеупорнее. Не будет такого, чтобы какой-то чернозадый настоящего хохлапереупрямил! Говорят же, упрямый как хохол. Ну, плюнул я ему на вымытый пол,говорю: видишь, грязно? Мой сначала, от порога и... до тех пор, пока сало естьначнешь.

Он захохотал, запрокидывая голову. Шея была настолькотолстая, что голова казалась крохотной, к тому же широченные плечи, накачанныетугими мышцами, могучая грудь... он вызывал почтительную зависть у парней, адевушки смотрели блестящими глазами.

– Начал есть? – спросил кто-то.

Данилюк захохотал мощно и грохочуще:

– Через две недели!.. Высох весь, я ж ему спать недавал.. Пока все дрыхнут, он всю ночь ползает по казарме, драит, а я приду,плюну, поинтересуюсь насчет сала, снова харкну, и иду себе спать. Он уже совсемв тень превратился, от ветра шатался, вся чернота сошла, стал желтый как ихниедыни... А потом смотрю, сидит, ест, а слезы капают, капают... Я подошел, говорюпо-дружески: вот ты и стал человеком, а то был какой-то чуркой чернозадой. Я,говорю, зла на тебя не держу, ты теперь исправился, стал как все люди...

Кто-то хохотнул угодливо, двое парней молчали, а Федя сказалнеожиданно:

– Ну и тварь же ты.

Данилюк раскрыл широко глаза:

– Что?

– Тварь ты, – повторил Федя. – Раньше ты былчеловеком. А теперь... кто? Неужто армия сделала такой падалью?

Данилюк опешил, но словно бы все еще надеясь, что ослышался,что Федя сказал не ему, повторил тупо:

– Это ты мне?

– Тебе, тварь, – сказал Федя, в его звонком голосеслышалась откровенная ненависть. – Тебе, держиморда.

Данилюк поднялся, развел плечи, напряг. Он был почти наголову выше Феди, тяжелее почти на треть, весь в мышцах, а худосочный Федяумрет, но не подтянется на перекладине, червяк, а не мужчина.

Парни молчали, смотрели то на бравого Данилюка, исполненноговеры в свою правоту, то на Федю, что тоже встал, смотрел снизу вверх. Лицо егоперекосилось в гримасе ненависти.

– Ты дурак, – сказал веско Данилюк. Он ткнулпальцем в грудь Федора, и тот пошатнулся, словно ему в грудь пнули сапогом.Данилюк презрительно скривил губы. – Ты дурак!.. Его взяли в армию изкакого-то дикого аула. Я его вывел в люди! Он так бы и остался при своих...суевериях, а я его переломил! Я его, если хошь, в цивилизацию ввел!

– Ты дерьмо, – четко сказал Федор. – Тысломил человека. Он был человеком, а теперь станет... не знаю. Но теперь он,наверное, сможет воровать, сможет предавать, сможет... не знаю. У него былхребет, а ты ему сломал!

Неожиданно для всех, он размахнулся и ударил Данилюка влицо. Это было так неожиданно, что даже Дюнилюк с его выучкой крапового беретане успел ни отклониться, ни перехватить руку.

Удар был смачный, звонкий, другой бы полетел вверхтормашками, Федор бил во всю мочь, зная, что второго раза уже не будет. Данилюктряхнул головой, он даже не покачнулся. Глаза сразу вспыхнули яростью:

– Ах, даже вот как?.. Что ж, получи теперь ты!

Страшный удар бросил Федора на землю. К удивлению всех, онпокатился по земле и тут же вскочил, очумелый, сжал кулаки и снова бросился наДанилюка. Тот ударил снова, и только тогда парни поняли, что сержант бьет втреть силы, забавляясь.

Федор снова упал, кровь потекла из разбитого рта. Поднялсяуже с трудом, бросился на врага, наткнулся на его кулак, упал, на этот раз кроваваяссадина украсила скулу.

После третьего удара он плюхнулся как жаба, встал накарачки, руки разъехались, он рухнул лицом вниз. Данилюк презрительноусмехнулся, отряхнул ладони, звук был такой, словно бейсбольными битамипостучали одна о другую. Но Федор поднялся, пошатнулся, пошел на Данилюка,нагнув голову.

– Ты свое уже получил, – бросил Данилюкпобедно. – Ляг и глотай кровавые сопли.

Федор подошел ближе, Данилюк ожидал удар, явно намереваясьперехватить руку и продемонстрировать бросок, какие показывал на учениях передвысокими чинами из генштаба и высокими гостями, но Федор неожиданно плюнул емув лицо. Данилюк отшатнулся, на миг закрыл глаза, и Федор ударил кулакомсержанту в зубы.