Юсуф прохрипел, чувствуя как красная пелена ярости застилаетвзор:

– Мы не проклятые иудеи, что выторговывают каждыйшекель! Привести этого сына осла и шакала!

Израильтянина приволокли, встряхнули, сорвали повязку сглаз. Ослепленный, он щурился, жалко мигал, но когда увидел фигуры арабов,гордо выпрямился, попытался расправить плечи, но руки туго скручивала веревка.

Абдул сорвал с губ израильтянина клейкую полоску. Тотдернулся, клейкий слой выдрал юношеский пушок на верхней губе, гдетолько-только начали пробиваться странно светлые для иудея усики.

Юсуф сказал с ненавистью:

– Хочу, чтобы ты знал... Только что израильтяне подлоубили на нашей священной земле пятерых наших братьев!

– Плохие у тебя братья, – ответил израильтяниннезависимо. – Но, похоже, вы друг друга стоите.

Юсуф скомандовал:

– Смирно! Кругом! Двенадцать шагов марш, затемповернуться ко мне лицом!

Израильтянин вытянулся, все-таки на погонах араба знаки различиястаршего офицера, повернулся, послушно начал чеканить шаг, удаляясь от Юсуфа всторону земляной стены, там развернулся и расхохотался:

– Дикарь, ты даже считать не умеешь!.. До стены всегошесть шагов.

Юсуф буркнул с ненавистью:

– А больше и не надо. Отряд, пли!

Выстрелы грохнули вразнобой. Израильтянин вздрогнул, нагруди возникли красные точки, что расплывались, раздвигались вниз. Дваждыгрянули выстрелы еще, две новые дыры в груди, все избегали стрелять в чистоедетское лицо врага, как и в живот.

Израильтянин, наконец, пошатнулся, его лицо оставалоськрасиво надменным, полным презрения к этим дикарям с новейшими Калашниковыми.Колени подломились, он рухнул на бок, перевернулся на спину и так застыл, глядяв яркое небо невидящими глазами.

Юсуф сказал яростно:

– Сегодня пленных не брать! Мы должны отомстить заубийство наших братьев.

За спиной послышался шорох, это через земляной валперевалился Хыкмет. Не переводя дыхания, сразу сказал деловито:

– Хорошо бы организовать акцию... Взорвать что-нибудь,поджечь... Я уже кое-что присмотрел.

– Они сейчас настороже, – предостерегАбдул. – Уже знают, что мы всегда мстим. Нет, надо что-нибудь другое...

И хотя даже гиене видно, что обвешанный оружием как оселпоклажей, губошлеп попросту трусит, но Юсуф стиснул зубы, промолчал, лишь шумнодышал, прогоняя горячий воздух сквозь едва не кипящие легкие. Израильтянесейчас будут особенно настороже. Надо либо выждать, либо придумать что-тоеще... Такое же подлое и коварное.

К обеду ярость не то, чтобы улеглась, а скорее – залегла надне, наливалась взрывной тяжестью. Он раскрыл карманное издание «Откровениясуфиев», ушел в причудливый мир притч, предсказаний, учений, которыми такбогата земля правоверных.

Воздух был сухой и горячий, но Юсуф с книгой в рукахчувствовал себя так, словно сидит в тени пальмы у родника, а прохладные струиомывают его распаренные ноги.

Он вздрогнул, когда сверху, словно из другого мира, раздалсяистошный крик:

– Израильтянин! Вылез из укрытия... в руках белыйфлаг... Идет в нашу сторону!

Песок осыпался на дно, там наверху Фаттах возбужденнодрыгает ногами. Морщась, Юсуф бережно положил на ящик с гранатами книгу. Словноиз другого мира возбужденно и неразборчиво вопил Фаттах, совсем еще мальчишка,страстно жаждущий стать мюридом. Отдать жизнь за чистое, светлое, но еще незнающий как это сделать.

Он выбрался из укрытия, жгучее солнце ударило в лицо.Сладкий жар просочился в кожу, просачивается вглубь, наливая все тело силой иупругой яростью. Синее небо стало от жара светло-голубым, почти плавилось.

Пригибаясь, он подбежал к стереотрубе. Фаттах почтительноотступил. Юсуф приник к окулярам. На той стороне выжженной огнем боев земли,перекопанной и изрытой осколками, утыканной минами, виднеются окопы и укрытияизраильтян. Молодой израильтянин в очках, почти мальчишка, уже отошел от нихшагов на пять, в руках трепещет белая тряпка на длинной палке. Воздух недвижимкак смола в джаханнане, это трепещет сам израильтянин, сквозь толстые стеклавидны выпученные от ужаса глаза, губы трясутся, отсюда видно. Что ж этогоиудейчика заставило вылезти под пули, какие деньги, ведь они за шекельудавятся...

Подправляя резкость, по мере того как израильтянин пересекалничейную полосу, он рассмотрел нашивки капрала на узких плечиках. Не иначе какбогатый папочка купил звание, с такой диоптрией в библиотеке геморройзарабатывать, где кто видел военного араба в очках, а этот ковыляет,спотыкается, земли не видит, а белым флагом размахивает над головой так, будтоарабы такие же слепые, как те вырождающиеся иудеи.

– Не стрелять, – велел он, хотя в человека с белымфлагом никто бы и так не выстрелил. – Но на прицеле держать... как идальние окопы.

– Есть!

– Хыкмет, будь за меня.

– Пойдешь навстречу?

– Да. Не показывать же ему наши позиции.

– Смотри, эти проклятые горазды на все хитрости. Это немы, честные арабы.

Юсуф легко выпрыгнул из укрытия, пошел навстречу ровнымшагом.

Они встретились на середине между позициями, хотяизраильтянин вышел раньше, но по своей иудейской натуре трусил и едва передвигался,а Юсуф шел как должен ходить воин: с гордо поднятой головой и развернутымиплечами.

Подходя, он холодно и с презрением рассматривализраильтянина, начиная подозревать, что с той стороны решили подшутить, приславжелторотого гаденыша, уже пожелтел от страха, вот-вот обмочится, губы дергаютсякак лапы ящерицы в клюве орла.

Он остановился, и израильтянин замер тоже. Теряядостоинство, заговорил быстро, сбиваясь и теряя слова:

– Я Изя Мордехай, капрал второго полка. Я пришел снеобычной просьбой...

Юсуф смотрел с презрением, эти израильтяне совсем не умеютсебя вести с достоинством, спросил надменно:

– Чья просьба? Твоя?

Капрал заторопился:

– Да, и моя тоже... И ряда солдат...

– Говори.

Капрал испуганно посмотрел на грозного воина, Юсуф знал, чтоо нем ходят легенды в рядах израильских солдат. Само его имя внушает страх повсей линии фронта, а в израильских городах его именем пугают детей.

– К нашему командиру... Иуде Бен-Йосефу, приехаланевеста... Они хотят пожениться, – сказал капрал уже совсем упавшимголосом. Глаза его растерянно бегали, он даже сделал жалкую попыткупопятиться. – Вот мы и подумали... если бы вы не стреляли сегодня... хотябы до вечера!

Юсуф зло удивился: