– Аллах позволяет правоверным в чужих землях молиться,не зная, в какой стороне Мекка, и разрешает жить жизнью местного люда!

Иуда с облегчением перевел дух, торопливо плеснул себепервым, древний обычай, да увидит гость, что не отравлено, а заодно и крошки отпробки достанутся хозяину. Затем налил Юсуфу и гостям, своим офицерам, апоследней – Саре, его женщина должна уметь поступаться внешними признакамипредпочтения, ибо она единственная знает всю правду о нем и его настоящихпредпочтениях.

Шампанское поднялось оранжевыми солнечными шапками, пенанеспешно свесилась через края, словно не решаясь оторваться.

Иуда выпрямился, солдатская кружка в правой руке, шампанскоеплещется на самом донышке:

– Я нарушу обычай, но я хочу предложить тост за мужскуючесть и благородство! Я знаю людей, которые не поняли бы... и не поверили. Номы все здесь...

Он чувствовал, что говорит путано, проклятая жизнь в Россиине развивала умение говорить длинно и красиво, как умеют кавказцы и арабы, дажеего командиры смотрят непонимающе, только проклятый араб, похоже, понял.

Юсуф прервал на полуслове, сделав вид, будто не сообразил,что израильтянин еще не закончил:

– Когда вершится акт благородства, – он поднялся стакой же солдатской кружкой, как и Иуда, взглянул поверх пенистой шапки наСару, потом на ее жениха, – то во всем мире должны умолкать пушки. Аллахне прощает, когда стреляют в спины... Когда влюбленные Фархад и Ширин бежаличерез пустыню, их не тронули ни змея, ни песчаный лев, а когда скорпионызаползли на спящих, они не тронули жалом влюбленных, и поползли дальше...Деревья давали тень, горный орел поймал для них и бросил зайца, а оливасклонила ствол, когда нужно было перебежать глубокий ручей. Так неужели мы хужебессловесных тварей?..

Похоже, он вовремя почуял, что израильтянин вот-вотпредложит тост за него, арабского противника, и, не желая дать врагу выказатьтакое благородство, поспешил отмести его как неуместное. Как можно благодаритьза вещи, сами собой разумеющиеся?

Второй араб, имени его Иуда не запомнил, проговорил коротко:

– Когда говорит любовь, то ее слушает Небо. Кто мы,чтобы с ним спорить?

А третий сказал еще короче:

– Будьмо!

Залпом выпил, не дожидаясь других, крякнул и понюхал рукав,и никто из израильтян не мог вспомнить, в каком арабском племени есть этотдикий обычай, только в руках Хаима телекамера дрогнула, и он оглянулся с такимвидом, словно его окружила дюжина арабов с длинными чубами на бритых головах.

Юсуф провозгласил:

– За любовь!.. За счастье Сары и ее избранника!

Иуда сдержанно поклонился. Краешками глаз видел как всеприпали к кружкам, даже Сара задержала дыхание и отчаянно выпила до дна, ееИуда говорит, что пить надо только так, по крайней мере, – за любовь, такойобычай в той стране, где он родился.

Все сели, только Юсуф остался стоять, красивый и гордый, спрямой спиной и горящими глазами. Судя по всему, смекнул, что израильтянин вневыгодном положении: долг хозяина обязывает ко многому, да и к тому же явилсяиз страны, где не умеют ни держаться за столом, ни поднимать тосты, ни вестисебя с достоинством – как за рулем автомобиля, так и за столом.

Его рука пошла вниз с пустой кружкой, лейтенант Исаак поймалего взгляд и, то ли повинуясь старшему по званию, то ли тоже потому, что арабыгости, поспешно раскупорил вторую бутылку. Легонько стрельнул пробкой, пенапобежала по пальцам, плеснул себе, а Юсуфу наливал медленно по стенке кружки,краем глаза наблюдая за вожаком террористов.

Юсуф царственно кивнул, струя солнечного напитка тут жепресеклась, но оранжевая пена продолжала подниматься, пока не сравнялась скраями. Все взгляды скрестились на Юсуфе. Он выпрямился, красивый и белозубый.

– Я предлагаю и второй тост за любовь! – сказал онтвердо. – Это высшее, что есть на свете... и что мы мало ценим. Я говорютак, потому что, в отличие от вас... не обижайтесь!.. видел страшную ИмпериюЗла, где любовь искоренена!.. Кто может вообразить целую страну, целый народ,где любви не просто нет... но даже быть не может?.. Я видел тот страшный мир! Ябывал в нем.

На него смотрели кто с удивлением, кто с недоумением, тольков темных глазах напряженного командира израильтян он видел странное понимание.

– Говори, доблестный Юсуф, – сказал он, – яее тоже видел!

– В этих краях, – сказал Юсуф вдохновенно, –любовь есть. Кто усомнится, пусть взглянет в чистые глаза этой девушки!.. Нолюбовь осталась только на этой стороне планеты! На той стороне... на тойстороне – звериная целесообразность. Любовь же нецелесообразна, экономическиневыгодна, и потому там давно уничтожена. Вместо любви там секс, общедоступныйи безопасный. Секс, да простят мне за столом, как с людьми, так и сживотными... Любви на Темной Стороне нет, ибо требует слишком многого, ачеловек там стал мелок!

Иуда ощутил, что на него с ожиданием посматривают как свои,так и арабы. Наклонил голову, бросил коротко:

– Согласен.

Юсуф снова поднял кружку, где пена уже осела, оставив настенках блестящие полоски:

– Мы бьемся насмерть, потому что тверды в своихзаветах, непреклонны! Однако где-то на окраине мира есть народ сбежавших рабов,что ныне разбогател, живет сыто и безопасно. Они не знают, что есть честь,гордость, мораль, идеи... шариата или Соломона – неважно. Они с ужасом видятнас на экранах телевизоров, и у них от натуги трещит то, что осталось отмозгов: за что? За что воюют эти люди? Почему не просто живут, как мы, нетворят все, что хочет творить распаренная плоть?..

Иуда морщился, араб нападает на их союзников, американцев,но долг хозяина терпеливо слушать, он старался держать лицо нейтральным, дажеблагожелательным.

– Они с нами не воюют, – продолжал Юсуф, в егоголосе впервые просочилась нотка горечи. – Они даже продают вам... и нам,через других лиц, оружие, медикаменты, компьютеры. Но, наш Аллах и ваш Яхвевидят, что та половина мира покрыта тьмой!.. Там нет ни чести, ни достоинства,а значит, нет и человека... только воля шайтана. Да, там земли во властишайтана,.. Или во власти Сатаны, согласен!.. Мы бьемся, кто из нас вышепоставит доблесть, честь, имя... А на той стороне, на Темной Стороне не знают,что в человеке что-то есть еще кроме желудка и...

Он коротко взглянул в сторону невесты, запнулся, проглотилкакое-то слово, поклонился ей с достоинством наследного принца:

– Их женщины свободны... Они этим гордятся, что у нихнет ни чести, ни достоинства, ни верности.

Иуда быстро взглянул на Сару, сказал:

– Доблестный Юсуф, сын Бен-оглы, я полностью с тобойсогласен. Я тоже дикарь, ибо, если клянусь моей невесте в верности... токлянусь! И если отвергнет, я останусь все равно верен на всю жизнь! И род мойна мне прервется, ибо я не оставлю другого потомства!