Выругавшись, Иуда сунул пистолет в кобуру:

– Да черт с тобой!.. Вставай, разлежался!

Террорист поднялся, отряхнул пыль. Глаза его исподлобьяизучали израильтянина. Неожиданно спросил:

– Ну и что же не выстрелил?

– Размечтался, – ответил Иуда зло, сейчас уже непонимая, почему, в самом деле, не нажал курок.

– Нет, а все-таки? Ты не просто жид пархатый, а ты жпрямо из Америки! Это ж видно и по твоей гадкой коже, не знавшей нашего солнца,и по одежде, и по говору... Ты должен был стрелять.

Иуда зло выкрикнул:

– Сам знаю!.. Черт, нет, не знаю... Морда твоя арабскаяслишком противная, вот и не стал. Не захотел такую тварь радовать. Ты ж вот ужев штаны намочил от счастья, что ты такой благородный, а я возьму и выстрелю!..Запятнаю то, чего нет, и что вы, дикари, зовете честью.

Террорист нагло захохотал:

– Ну, так и стрелял бы!

– Да? А потом?

Террорист спросил насмешливо:

– Что потом?

– Тебе хорошо, ты будешь дохлым, а мне-то жить?.. Ибуду хоть изредка... большего не заслуживаешь, вспоминать, что сволочнаяарабская морда могла убежать, но в дремучее благородство поиграть восхотелось,а я играть не стал!

Террорист захохотал еще громче, израильтянин растерян исконфужен, даже руки дрожат, не найдет им места. Явно, когда вернется, побежитк психиатру. К психоаналитику. Они все там помешаны на своем здоровье. Апсихоаналитик снова объяснит, что все люди от обезьяны, у них одни инстинкты, ипотому надо жить по этим самым рефлексам, а не по каким-то диким понятиям...

Террорист , похоже, неожиданно для самого себя, спросил:

– А ты, правда, червяк белокожий, прямо из Америки?

– Правда, – буркнул Иуда. – Только не изАмерики.

– А откуда?

– Из России, будь она проклята!

Они уже расходились, все еще держа друг друга взглядами, какна перекрестье прицелов. Террорист крикнул уже издали:

– За что ты ее так?

– Что стал таким придурком!

С утра в небе со стороны израильских укреплений показалосьоблачко, но не достигло зенита, растаяло бесследно. Фаттах, большой знатокпримет и нравоучений, заявил, что облако предвещает беду для израильтян, на чтоХызмет, еще больший знаток и вечный оппонент, возразил, что если облачкорастаяло, то беда израильтян все же не минует.

Юсуф слушал с брезгливостью. Все в руке Аллаха, он в любоймомент может переменить все знаки на небе, и то, что вчера предвещало беду,сегодня может означать удачу. Потомок старинного рода, он получил образование вГарварде, но как гласит мудрость предков, хотя в не ту среду попал кристалл, норастворяться в ней не стал: кристаллу не пристало терять черты кристалла. Юсуфи с дипломом престижного Гарварда остался правоверным мусульманином, а жизньсреди погрязших в скотстве полулюдей, лишь укрепила в правоте пути,начертанного Аллахом, да будь благословенно имя его ныне и во веки веков.

Здесь и по ту сторону его знали как самого беспощадного измюридов, жестокого и бескомпромиссного командира лучшего из отрядов федаинов.Он не знал поражений, израильтяне за его голову назначили огромные деньги, ноЮсуф не зря учился в США и побывал в Европе: он знал, как мыслят эти полулюди,и успешно обходил все ловушки и западни. За ним тянулся след из расстрелянных,за ним горели дома и посевы кибуцев, а израильские вдовы горестно вздымали рукии сотрясали небо воплями, взывая к своему жестокому Яхве.

Сейчас они втроем лежали в укрытии, далеко выдвинувшись впередисвоих позиций. Фаттах старательно осматривал в бинокль все подозрительныеместа, темные пятна, Хыкмет больше следил за кружащимся орлом в небе, подвижению крыльев стараясь угадать, что предвещает им день.

Юсуф просто лежал, как он считал, ни над чем не ломаяголову, сливаясь с этим миром, впитывая вспотевшей гимнастеркой на спинесолнечный жар, чувствовал себя сыном этой скудной выжженной земли, некогдабогатой лесами и реками, но пришли проклятые иудеи со своими козами, те выбиликопытами даже корни трав, и вот теперь пустыня, знойные ветры перемещают горыраскаленного песка, засыпая последние оазисы. Только и радости, что накроетзаодно и проклятые земли проклятого Израиля, где живут проклятые иудеи...

В нагрудном кармане негромко звякнуло. Юсуф, не глядя,тронул пуговицу, прозвенел тонкий голос:

– Юсуф, это Абдулла. Горестная весть, доблестный Юсуф,взмахнула над нами крыльями...

– Что стряслось?

Голос мялся, сквозь тонкую ткань гимнастерки рвалисьнастолько слабые звуки, что Юсуф в нетерпении выудил двумя пальцами сотовыйтелефон, последняя модель, размером чуть больше зажигалки:

– Говори громче! Что стряслось?

Из крохотной мембраны донесся все такой же слабый голос,тонкая ткань гимнастерки не виновата, растяпа в самом деле мямлит и мнется:

– Юсуф, моих людей больше нет.

– Что? Повтори!

Далекий голос стал громким, словно человек стоял рядом,теперь Юсуф ясно слышал ярость и сдерживаемые слезы:

– Весь отряд погиб. Мы выполнили все, склад взорван, нона обратном пути попали в засаду. Это были люди Иуды Бен-Йосефа... Надеюсь, мыдали им бой, достойный мужчин. Когда я уходил, меня преследовал только одинуцелевший израильтянин. Это был сам Иуда...

Юсуф задохнулся от приступа слепой нерассуждающей ярости.Голос что-то бубнил о коротком бое, где наверняка погибли все израильскиесолдаты, теперь в проклятой стране будет женский плач и причитания, но Юсуф стакой силой вдавил кнопку «NO», что внутри коробочки затрещало.

Хыкмет воскликнул встревожено:

– Велик Аллах, что с твоим лицом?

Юсуф, не отвечая, отполз назад, добрался до мелкогоокопчика, бегом вернулся в расположение своего отряда. Бойцы нехотя поднялисьпри его появлении. Сброд, где на одного истинного борца по трое мерзавцев,которые не умеют и не хотят работать. В Сопротивлении тоже не блещут, предпочитаяходить подальше от окопов, обвешанные оружием с головы до ног, куражиться надмирными жителями, требуя, чтобы им, как проливающим кровь в борьбе с проклятымииудеями, оказывали особые почести.

– Где тот проклятый иудей? – прорычал Юсуф. –Которого захватили вчера?

Один из бойцов, Абдул, проронил небрежно:

– Там, связанный. Ждет, когда обменяют.

– Обменяют? – рыкнул Юсуф. – Кто сказал,обменяют?

Абдул наконец увидел в каком состоянии их командир,вытянулся, сказал уже четче:

– Ему сказали, что выменяют на двух, а то и троих нашихбратьев, что томятся в израильских тюрьмах.