Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они переглядывались, я видел по глазам, что толькопредрассудки конца уходящего двадцатого не дают завопить счастливо, что да,так, все верно, надо этих гадов не только пороть на Манежной площади, но ирубить им головы на Лобном месте под грохот барабанов или песни Малежика...
Пока переваривали, старались понять, я со злостью подумал,что это «не будь злопамятным, не помни зла» особенно часто раздается сейчас,после так называемой перестройки, когда партийная элита перестроилась вбанкиров, владельцев алмазных и золотых копей. Плюнь на старые обиды, забудь...Обычно это говорят люди, которые много творили зла, и теперь кровнозаинтересованы, чтобы это осталось безнаказанным, чтобы им не вернулосьбумерангом.
Это «не будь злопамятным» особенно пропагандировалось ивбивалось в массы, когда коммунизм рухнул, и тысячи невинно пострадавшиххлынули на свободу. Тюремщики, которые раньше были уверены, что будут до концажизни измываться над несчастными безнаказанно, затряслись... но еще болеекрупные тюремщики, что мгновенно перестроились в новую власть, были не менеезаинтересованы, чтобы им сошли безнаказанно смены кресел членов ЦК КПСС накресла президентов крупнейших банков. А то и вовсе не менять, только назватьсяне членом Политбюро, а президентом страны.
Злопамятным не только можно, не только нужно – любой обязанбыть злопамятным! Зло нужно помнить. О содеянном зле нужно говорить. Засодеянное зло нужно наказывать. Иначе зло будет плодиться безмерно. Тот, кто ненаказывает зло, тот способствует его распространению.
И пусть проходят века, а не только годы, но о содеянном зленужно вспоминать. Не случайно не так давно прошел новый суд над Галилеем, гдеего оправдали, а тех неправедных судей... ну, их не стали выкапывать из могил ивешать, но все же их приговору было дано новое толкование, как и моральномуоблику суда.
Передо мной появилось широкое блюдо с бутербродами. Ямашинально греб, пока тяжесть в желудке не напомнила, что в благороднойрассеянности уже пожираю их как пельмени. Бутербродное питание – самоевредное...
– Вадим, – воззвал я. – Смели еще кофе!..Покрепче.
– Это как? – удивился он.
– Завари, – поправился я.
В тысяче километров от Москвы и бог знает сколько от южныхморей, на Урале, где тоже живут, оказывается люди, на берегу незаметной рекиКамы, что немногим уступает Нилу или Амазонке, стоит городок Пермь. Но, если вовсех учебниках говорится, что Кама впадает в Волгу только на том основании, чтона берегах Волги родились Ленин и Горький, а на самом деле это Волга впадает вКаму, то и Пермь мало кто знает, хотя городок покрупнее всяких парижей имадридов.
В районе Мотовилихи, где испокон веков обитала самая крутаяшпана, шла крутейшая вечеринка. Из армии вернулся сам Данилюк, в недавнемпрошлом вожак местных рокеров, а теперь сержант краповых беретов, изподразделения самого неистового из элитных групп спецназа.
Брезгуя ресторанами и забегаловками, ребята набрали водки иконьяка, выбрались в загородный лесок, где под деревьями в тени – на Урале тожебывает жарко! – разложили на русских скатертях – газетах – тараньку ираков, хорошо идут и под коньяк, смаковали, слушали о подвигах спецназа, передкоторыми всякие там коммандос, зеленые и синие береты – просто мясо для краповыхберетов.
Данилюк, крепкий как молодой бык, налитый наглой увереннойсилой, рассказывал, весело похохатывая и блестя белыми зубами:
– Наши ребята делают то, что ихним коммандос и неснилось!.. А те кирпичи, которые они бьют лбами, мы колем мизинцами!.. Когданас послали на Кавказ освобождать заложников, мы прошли сорок километров поотвесным кручам, по снегу и льду, с разбега ворвались в их логово, всех семерыхповязали, заложников освободили... а только через час прилетели на двух военныхвертолетах спецназовцы! А дальше было знаете что?
Он перевел дух, оглядел всех блестящими глазами. Один изпарней, глядя на него влюбленными глазами, спросил с жадным нетерпением:
– Ну-ну, рассказывай!
– Не нукай, не запряг, – ответил Данилюк сшутливой строгостью. – А дальше, Васек, было то, что ты и представить себене можешь!.. Мы им передали всех. Как террористов, так и освобожденных. Соспецназовцами прилетел их командующий, сам полный генерал Лыковатый... Онблагодарил нас, обещал ордена, как будто мы за ордена служим, а не матушкеРоссии! Ну, мы попросили только побыстрее прислать за нами вертолет, а то мыналегке, почти в маечках, в эти два вертолета не поместимся...
Он сделал паузу, Васек поторопил:
– Дальше, дальше!
Парни слушали, затаив дыхание. Перед зачарованными глазамивставали неведомые горы, жуткие террористы с оскаленными ртами замахивалисьдлинными ножами, а бесстрашные и умелые краповые береты обезвреживали их быстрои ловко...
– А дальше самое интересное, – продолжилДанилюк. – Когда террористов сажали в вертолет, один сумел освободиться.Тут же выхватил из-за пояса спецназовца нож, его по горлу, ухватил автомат...Ну, тут и началось! Мы сидели в землянке, осталась после террористов, грелись,услышали выстрелы, похватали оружие, выбежали... Мать моя, мамочка!.. Всестреляют, все орут, все бегают, падают, пули свистят во все стороны... Мыстояли как идиоты, не знали за что хвататься. Большего идиотизма в жизни невидели. Эти спецназовцы ухитрились убить террориста, ранить еще двух,перестреляли всех заложников и... не поверите!... застрелили самого Лыковатого!Шесть пуль всадили. Потом, в печати что-то плели про сердечный приступ, но мы жвидели этого бугая, которого рельсом по голове бей, а он только оглянется: гдеэто стучат?.. Словом, народу стало меньше, намного меньше, и нам не пришлосьждать, пока пришлют вертолет и за нами. Разместились в этих двух, да еще иместо осталось.
Он крякнул, разлил коньяк по граненым стаканам. Парниуважительно выждали, пока он возьмет первым, разобрали и суетливо полезличокаться толстыми стеклянными краями. Темный коньяк плескался, похожий нагустую бражку.
Данилюк залпом опрокинул содержимое стакана в рот,прислушался, крякнул:
– Круто! Круто.
То ли это было любимое слово, то ли не знал других для похвалы,но и сами парни из Мотовилихи других не знали, говорили короткими фразами,длинных как-то не воспринимали.
Иван Корчнев, один из дружков детства, а ныне серьезныймолодой мужик, бригадир плотников, спросил с надеждой:
– Ты насовсем?
– Нет, конечно, – ответил Данилюк твердо. –Малость потешусь, отслужил же!.. я теперь буду служить по-настоящему. Я еще несделал по-настоящему крутейшего дела!
Кто-то спросил подобострастно:
– Крутейшего? А что – крутейшее?
Данилюк на секунду вроде бы задумался:
– У каждого, как говорит наш полковник, свое. У менямечта – спасти президента!