Слава богу, западные производители считают, что любойпокупатель идиот, поэтому помещают на упаковках картинки. Зеленый спрейукрашало изображение пирога, стоящего на столе, красный имел другуюиллюстрацию: молодая девушка с неправдоподобно тонкой талией, в цветастомфартуке и перчатках держит в правой руке баллончик с обильно лезущей из негобелой пеной. В ее левой длани зажата лопаточка, похожая на мастерок.

— Сливки здесь, — радостно сказал я и потряскрасный баллончик.

Впрочем, вполне вероятно, что и в зеленом — калорийныймолочный продукт, но, учитывая тот факт, что нарисован только пирог… Бог знает,что там на самом деле: сахарная пудра, дрожжи, корица… А на красном четко виднабелая горка пены.

— Ах, Ваня, — всплеснула руками Лика, — вытакой умный, такой образованный!

Я улыбнулся. Девица не так уж дурна собой, тощевата малость,но мне никогда не нравились толстухи.

— Давайте разложим ягоды, — блестела глазамиАнжелика, — потом напшикаем сливок, а сверху украсим веточкой мяты. Там, вхолодильнике, есть пучок, я только что видела.

Спустя десять минут «икебана» была готова. Лика последнийраз прижалась ко мне и прошептала:

— Положу тебе в карман свою визитку, позвони, непожалеешь!

Я сделал вид, что не услышал заявления, и выскочил в коридорс такой скоростью, словно за мной гнались Али-баба и сорок разбойников.

Лет десять назад — у меня еще тогда не было машины — яувидел в метро прехорошенькую девочку, просто куколку: облако кудрявых волос инаивно распахнутые небесно-голубые очи.

Я никогда не знакомлюсь на улице, но тут не выдержал,подошел и задал традиционный вопрос:

— Девушка, что вы делаете сегодня вечером?

Нимфа обозрела меня, открыла прелестный ротик и хриплым,совсем не нежным голоском сообщила:

— Все!

Честно говоря, я стушевался, а девица хихикнула и уточнила:

— За золотую цепочку даже больше…

Пронесясь по коридору, я влетел в гостиную.

— Боже, как долго! — возмутилась Николетта. —Чем вы там занимались?

— Целовались, — заржал Антон, — обнимались устола, ха-ха-ха!

Интересно, было бы ему так весело, узнай он, как откровенноприставала ко мне Анжелика?

— Мне вот эту, — заявил Антон и, схватив миску ссамым большим количеством сливок, моментально сунул в жадный рот ложку.

— Вкусно? — спросила Николетта.

Антоша выпучил глаза и промычал:

— М-м-м.

— Так здорово, что язык проглотил? — усмехнулся яи сел в кресло.

Маменька решила кокетничать и, закатив глаза, сказала:

— О… так хочется клубники, но я вчера встала на весы ипоняла: кошмар, ужас, катастрофа. Антоша, ты почему не ешь?

Двоюродный братец молча сидел на диване. «Небось подавилсяот жадности», — подумал я, но через мгновение сообразил, что с Антономтворится неладное.

На лбу братца выступила испарина, глаза почти выкатились изорбит.

— Тебе плохо? — испугался я.

— М-м-м, — простонал Антон.

Маменька кинулась к любимцу:

— Дорогой, скажи скорей, где болит?

По-прежнему молча, Антон делал какие-то странные движенияруками, он то разводил их в разные стороны, то сводил вместе.

— Послушай, — рассердился я, — хватитидиотничать, немедленно объясни, в чем дело?

— Да, Тошенька, скажи скорей, дружочек, —засюсюкала маменька.

Антон перестал изображать ветряную мельницу. Он ткнулпальцем сначала в меня, а потом в остатки клубники со сливками, по его краснымщекам неожиданно потекли слезы.

— Так, — голосом, не предвещающим ничего хорошего,процедила маменька, поворачиваясь ко мне, — ты опять за свое!

— Я?! Что я сделал?

— Снова подсунул Антоше вместо сахара соль, — оназатопала ногами, — ты сто раз проделывал с ним такие штуки!

Правильно, а сверхумный Антон каждый раз попадался на одну иту же уловку. Кстати, когда он решил отомстить мне той же монетой и во времяочередного воскресного сборища любезно подал солонку, я, смущенный егоприветливостью, сначала осторожно попробовал белую пыль и, сообразив, чтопередо мной сода, мигом вывернул всю емкость в суп негоднику. Только все этопроисходило более трех десятилетий назад.

— Николетта, мне же не семь лет, чтобы веселитьсяподобным образом, — возмутился я.

— Ну не знаю, — скривилась маменька, —видишь, он молчит и ясно дает понять: сливки невкусные.

Я обозлился:

— Нормальный продукт, попробуй сама.

— Ладно, — неожиданно прищуриласьНиколетта, — сейчас съем ложечку, только из креманки Антоши! И если тамокажется соль… Имей в виду, Вава, накажу тебя.

Я пожал плечами: ну не смешно ли! Николетта собраласьпоставить сына в угол. Маменька схватила ложку, зачерпнула белую пену,подергала носиком и заявила:

— Запах чисто химический, не похоже на натуральныйпродукт, и консистенция странная, очень вязкая, как пластилин!

Я промолчал. Какой же наивной надо быть, чтобы ожидать отсливок из баллончика аромата, вкуса и качества подлинного молочного лакомства.

Николетта открыла накрашенный ротик, сунула в него ложечку иуставилась на меня.

— Ну что? — поинтересовался я. — Убедилась?Никакой соли или соды!

— М-м-м, — простонала маменька.

— М-м-м, — подхватил Антон.

— Ой, — заверещала, входя в комнату Лика. —Что это с ними, а?

— Не знаю, — совершенно искренне ответил я, —съели клубнику и завыли.

— Да? — изумилась Лика. — А я попробовалаягоды, когда мыла, и ничего.

Внезапно Антон вскочил и выбежал из комнаты.

— Куда он? — вопрошала Лика.

— Может, его тошнит? — предположил я.

В то же мгновение Николетта рухнула на диван и забила ногамипо ковру.

— Тебе плохо? — всполошился я.