Олег непонимающе смотрел на бородача:

— Что за полтина?

Тот налил себе пива, пена побежала через край кружки,ответил равнодушно:

— Половина рубля.

— Гм... а что такое рубль?

Бородач торопливо осушил кружку, поспешно налил еще, лишьтогда ответил, держа кружку обеими руками:

— Ты что, из леса вышел? Рубль — это рубль. Серебрянуюгривну видел когда? Рубят на десять частей. Каждая отрубленная зовется рублем.

— Фу ты, — сказал Олег с облегчением. — Я-тодумал... Дороговато!

— Перед войной цены растут быстрее грибов.

Олег бросил на середину стола золотую монету. Отрок снедоверием покрутил перед глазами, попробовал на зуб, кивнул, опустил в карман.На его ладони появилась горсть серебряных монет, он стал отсчитывать сдачу.Олег отмахнулся:

— Принеси поесть мне и моему другу.

Отрок исчез, бородач хмыкнул вслед:

— Видал? У него в переднике монеты ромейские,греческие, франкийские, еще черт-те какие... Новгород!

Олег цепко посматривал по сторонам. Бородач хорош, надо лишьне обращать внимания на грубость. Еще лучше — вести беседу в том же ключе. Людисо сладкими языками вредят.

— Народное ополчение, — сказал он, — толькодля усмирения окрестных племен?

Бородач прихлебывал пиво уже с расстановкой, любовно, утоливжажду. Лицо его разгладилось, глаза чуть прояснились, а голос утратил жесткуюхриплость:

— С теми тоже. Но хуже — варяги. Недавно чуть былогород не захватили, столько набилось под видом купцов. Они и были купцами, дабольно буянили, женок насильничали. Вот новгородцы и схватились за ножи...Потом три дня улицы от крови отмывали. Убитых навалили столько, что ступитьбыло некуда. Берсеркеры аль не берсеркеры, а порешили всех, как кабанов.Теперь, грят, варяги в отместку наши ладьи перехватывают, с большим войскомидут. Еще проклятые свеи грабят веси наши, аки волки лютые. С Псковом друг дружкеюшку из носа пускаем. Да и с Ижорой на ножах, с карелой в том месяце большаясеча была, поле устлали убитыми — ихними и нашими. Да и юрга пожгла нашипосады. Грят, большое войско собрали...

Олег сидел, задумавшись. Мужик наливал себе, пил, наливал, акогда в кувшине показалось дно, придвинул жареный кабаний бок, вытащил из-заголенища острый нож. Олег вздрогнул, когда на плечо легла чья-то рука. Возленего стоял высокий парень, одетый чисто и очень нарядно. С сомнением глядя напоношеную одежду Олега, сказал ясным чистым голосом:

— Святой пещерник?

— Так меня называют люди, — ответил Олег скромно.

Глаза парня сказали отчетливо, как бы он точнее назвалоборванного здоровяка с плечами борца с медведями, но вслух вежливо произнесзаученно гладко:

— Великий посадник Новгорода просит пожаловать к немуна пир.

Олег поднялся, кивнул бородачу:

— Завтракай сам. Я перекушу в другом месте.

Мужик растянул в усмешке щербатый рот:

— Перекушу!.. С такой-то рожей! Гляди, другим неостанется, если не поспеют раньше!

Олег пошел вслед за парнем, что явно старался держаться неближе чем на два шага — боялся вшей или клопов. Сердце Олега начало стучатьчаще, кровь бросилась в голову. Что-то стряслось необычное, если Гостомыслпослал за ним так быстро. Неужто в самом деле вещий сон? Конечно, если о чем-тонапряженно думаешь перед сном, то во сне боги часто подсказывают ответ. Народэто подметил, сказал по-своему: утро вечера мудренее. Вечером ломаешь голову,мучаешься, а утром просыпаешься с готовым ответом... Но если так, что за ответпришел к Гостомыслу? Тот ли, к которому подталкивал он, Олег? Пути боговнеисповедимы.

Двор Гостомысла был заставлен расписными повозками — дажеободья из чистого серебра, кони гарцуют под шелковыми попонами, на уздечкахблестит золото. Завидев рослого Олега издали, с высокого крыльца поспешил тиун,сопровождаемый угрюмым стражем, теперь знавшим Олега в лицо. На лице кудрявогокрасавца отразилось великое облегчение: все-таки сильно сомневался всю дорогу,что именно этого оборванца желает видеть посадник Великого Новгорода...

Олега провели по широким ступеням, крытым расписным ковром —хашеманским! — явно только что на верблюдах доставили. Холопы носились,как пчелы, таская кушанья, размещая гостей. Со зваными приехало сотни две слуг,всех надо принять и накормить, а коней развести по стойлам и тоже накормить.Гостомысл, судя по всему, созвал цвет города: бояр великих, знатнейших купцов,тысяцких, русичей, тиунов. Олег узнал всего два-три лица — самых старейших,давно не был в этом городе.

В просторных сенях гостей встречал сам Гостомысл. При немдержалась густо нарумяненная племянница, имени ее Олег не знал. Гостомыслулыбался, кланялся, спрашивал о здоровье, мановением руки препровождал вбольшую гридницу.

На Олега Гостомысл зыркнул люто, лицо было землистого цвета,даже не улыбнулся, как другим гостям, подал знак, что поговорит позже, и Олеготправился в палату. Гостей была тьма, и он скромненько устроился в уголке.Люди тут беседовали уверенные в себе, оборотистые. Гостомысл не чтил тех, ктобогатство обрел по наследству. Здесь собирались те, кто из-под стоячего подошвывыпорет, — быстрые, хваткие, сметливые и жестокие, если нужда будет.

Один из таких — старик с серым волчьим лицом, косматый, глазне видно под кустистыми бровями. В молодости был ушкуйником, грабил купеческиекараваны, потом жажда нового занесла на край света через чужие страны до самойИндии. И дальше бы понесло сорвиголову, но потянулось бескрайнее океан-море, вкотором, как объяснили сведущие люди, вода через сто верст становится как клей,корабли застывают, а из моря поднимаются чудища и жрут всех на палубе и втрюмах... Впрочем, вернулся из Индии с великой прибылью: нашел сокровища илиограбил кого — никто не ведает, но по его следам кинулось еще три ватагибродяг.

Вон тот так же смутно знаком — древний, как сами палатыГостомысла, русич рубился с варягами пятьдесят лет назад, доныне рубцы на лицене разгладились. Голос дребезжит, но спину держит прямо, а молодняку, чтотолпится возле, назойливо рассказывает о днях былой славы.

Почти у входа на лавке сидит, широко расставив ноги, грузныйседой мужик с угрюмым красным лицом. Большие бугристые руки уложил на гнутуюрукоять трости, упер ее в дубовый пол. Рукоять трости и пальцы старца блещутдрагоценными камнями, но сам старик одет вызывающе простецки, чуть ли не вмешковину. Олег все еще силился вспомнить, где его видел, когда по залупронесся говорок, и все стихли, завидев Гостомысла.

Посадник от самых дверей широко развел руки, провозгласилсильным приятным голосом:

— Добро пожаловать, дорогие мои друзья, к столу!

Он отступил, давая дорогу холопам, — те враз набросилина длинный стол узорчатую скатерть, сверху постелили голубую, затем —зеленую... Олег терпеливо ждал, пока дойдет дело до красной, думал —закончится, но после красной постелили темно-красную, коричневую, а уж в самомконце была снежно-белая. Другие холопы мигом уставили стол золотой и серебрянойпосудой — точенной и кованной лучшими мастерами: широкие братины, высокие чарыи кубки на тонких ножках.