Олег держался в переднем ряду, валил кулаками замертво, нодалеко не зарывался, дабы сбоку не пырнули ножом. Справа азартно гатил могучимикулачищами рыжеголовый парень с озорными глазами. Кликали его Васькой, апрозвище было Буслаев — явно из киевлян, там полно Буслаевых, да и когда самибуслы летят к лесу, то закрывают широкими крыльями небо. Олег дрался расчетливее,несколько раз спасал голову Буслаева от жерди или кола, сбрасывал таких в реку.

Один ляпнулся в воду с диким воплем, забарахтался, крича:

— Спасите!.. Спасите!.. Я не умею плавать!

Васька Буслаев зло крикнул через обломки перил:

— Я тоже не умею, но не ору же?!

Другой наклонился, спросил:

— Ты за кого руку тянешь?

Утопающий изо всех сил бил руками по воде, захлебывался,кричал, глотая брызги:

— За... кого скажешь...

Доброхот разочарованно отвернулся:

— Как петушок на палочке: куда ветер подует... Намтакие не нужны. Поклон рыбам!

Прорвались по ту сторону Волхова, а там уже трещали лавки,народ ломал навесы, в грязь вываливались шелка, узорчатые платья. На вечевойбашне неумолчно бил большой колокол — отчаянно, как на пожаре.

Внезапно Олег увидел через распахнутые ворота одного терематроих всадников — один из них был миниатюрный, с распущенными по плечам темнымикосами. Всадник чуть повернул голову, и Олег узнал Гульчу. Он сразу пригнулся,успев заметить, что Гульчу внимательно выслушивали оба всадника: костлявые, схищными худыми лицами, хмурые, одетые словно для короткой, но злой сечи.

Олег быстро проскользнул мимо ворот, прячась за спинамисоратников, а на перекрестке снова ввязался в драку. Выборные от малых веч наплощадь пробиться не сумели — драка, давка, над головами взлетают колья,дубинки, жерди. С трудом пробивался к вечевой башне и высокий русич напрекрасном породистом коне — в доспехах, лицо в шрамах, на поясе висел огромныймеч, но могучий воин за рукоять не хватался: вокруг свои, новгородцы, неваряги.

Олег кивнул Буслаеву, надо-де помочь, в четыре кулакапробились к русичу, того мотало в грозной толпе, грозило выкинуть из седла.Жадные руки хватали за сапоги, троих гридней русича стянули с коней на землю,молча и остервенело топтали, сладострастно хакая. Вдвоем с Буслаевым сумелиотгородить от натиска лютой толпы, пропихнули к помосту. Русич смахнул кровь,заливающую глаз, сказал хрипло:

— Благодарствую!.. С меня еще гривна.

— Что? — не понял Олег. Засмеялся, узнав русичаТараса. — Неплохо, а?

Русич в ответ весело рассмеялся. К помосту пробрались ещетрое выборных, стали у вечевых ступеней, с которых должно прозвучать решениеновгородцев. Отборные молодцы, нанятые служить лишь порядку и никому больше,работали дубинками, расчищая вечевую площадь, теснили озверелый народ, неразбирая, кто из них смерд, кто боярин. Крепкий ратник чуть не огрел Олега, тотперехватил дубинку, крикнул бешено:

— Дурень, совсем очумел?

На площадь, усыпанную воротниками, пуговицами, расцвеченнуюпятнами крови, сквозь толпу протискивались растрепанные выборные — от каждоготоргового союза, цеха, земледельцев, волхвов. Толпа орала, улюлюкала, плевалавслед, бросала камни и палки, других же поощряли воплями.

Внезапно колокол умолк. Крики начали утихать тоже, над площадью,словно огромная птица взмахнула крыльями, пронесся ветерок. На вечевую ступеньмедленно поднялся Гостомысл. Был он бледен, под глазами повисли темные круги, адвигался тяжело, словно нес на плечах гору.

— Соратники Великого Новгорода! — сказал он негромко,затем голос его окреп, разнесся над толпой. — Люди вольные, людинепокоренные!.. В ваши руки отдаем будущее Новгорода, а с ним, как знать, можетбыть, всего народа нашего! Вам решать, призвать или не призвать князей, чтобыправили и володели нами, а если призвать, то кого. Об одном прошу — решайтемудро, без ребячьих обид, без сиюминутной корысти!

Он говорил недолго, сила — в краткости, а за ним на вечевуюступень поднимались старшие бояре — из выборных, выборные тысяцкие, затемвоеводы, знатные воины-русичи, которых свистом и криками не сгонят, уважают зачесть и совесть.

В толпе снова вспыхнули драки, послышались нетерпеливыеголоса:

— Кончай языками чесать! Все ясно давно! Собирайголоса!

Перепуганные подвойские раздавали полоски бересты выборным, боясьблизко подойти к ревущей толпе. Несколько человек прорвали ограждение, ринулиськ выборщикам. Едва перехватили, в воздухе замелькали дубинки. Кто-то убежал,зажимая ладонями разбитую голову, а кого-то утащили за ноги.

Выборные торопливо писали чертами и резами, а кто иподвязанными знаками, бересту бросали в широкую корзинку, что стояла на виду.Так же на виду шел подсчет голосов, и над площадью стоял сплошной рев. Олегошалело смотрел на людское море: греки, что изгоняли равнодушных на выборах,здесь бы померли от зависти...

Гостомысл вышел на ступень, сопровождаемый выборными, чтовели подсчет, вскинул высоко над головой берестяной лист:

— Соратники славного Новгорода! Большинством голосоврешено звать на княжение Рюрика, которого мы все знаем. От имени городасоставим грамоту-договор, дабы прибыл не сам, а со своим родом и дружиною. Намнужен не залетный князь, а свой, новгородский. На этих условиях, буде примет,мы даем ему и его дружине содержание, плату за службу, а его русичам еще итерема на главной улице. А он, буде примет, обязуется нас защищать, ановгородских вольностей не трогать. Ежели примет — милости просим!

В толпе снова пошли крики, и на глазах народа договорнуюпоспешно скрепили главной печатью Новгорода, затем печатями старших выборных отпяти концов города. Гостомысл поднял грамоту над головой, показал собравшимся,затем отступил на шаг, незаметно передал за спиной Олегу, который смиренностоял среди воевод, теребя на груди обереги.

— Может, останешься на пару дней? — прошепталГостомысл. — Снарядим как следует! Коней заводных дам, провожатых.

— И так, может быть, уже опоздал, — ответил Олегтоже тревожным шепотом. — До встречи!

Он отступил за спинами в избу, спрятал договор за пазуху. Ввечевой избе было пусто, все стояли на крыльце и на вечевой ступени. Он быстроперебежал через светлицу, бесшумно отворил окно. Показалось, что за спинойскрипнуло. Затаился, держа руку на рукояти ножа. Было тихо, и он спрыгнул наземлю, задами выбрался на тихую улицу.

Олег вбежал в горницу, схватил дорожную суму, уже собранную,увязанную. Гульча подскочила, словно ее пырнули снизу шилом:

— Ты куда?

— Дела, — ответил Олег коротко. — Прощай!Тебе понравился этот город? Здесь такие лавки, такие торговые ряды!

Он бросился к двери, услышал визг: