Он крепко взял ее за плечо, вывел из терема. Гульча кипелаот возмущения. Олег отвязал ей коня и помог вскочить в седло, подставив колено,чего она вовсе не заметила, приняв как должное. Тучи висели низко, солнце светилов щели между рваными тучами, но лучи оставались холодными.

Они вихрем пронеслись по улице, пугая прохожих. Олег крутосвернул в широкий проулок, и они влетели в раскрытые ворота. Огромный двор былзаставлен телегами и подводами, половина из них была чужеземной работы.Несколько оседланных коней стояли у коновязи, остальные жевали сено под навесомконюшни. Олег бросил монетку мальчишке, тот увел коней, а Гульча по своемуобыкновению пошла следом, проследила, чтобы налили чистой воды, а овса насыпалиполную мерку. Удовлетворенная, милостиво приблизилась к пещернику, тоттерпеливо ждал на крылечке корчмы.

Они отнесли вещи в отведенную комнату, спустились в нижниепалаты, где трапезовали постояльцы. Олег подозвал отрока:

— Малый ковшик квасу... Нет, большой. Это для меня! Адля женщины... Что есть готового? Она не может ждать. Давай щи, кашу с мясом,губы в сметане, гуся с яблоками. Захлопни рот, она все съест. Ворона тожемаленькая, зато рот здоровый!

От Гульчи шел пар, она исходила гневом. Олег сказал мирно:

— Не сердись, печенку испортишь. Я малость перекусил упосадника. Неудобно было отказываться. Старик мог обидеться.

— Малость? — переспросила она ядовито. — Задружеской беседой нечаянно съел жареного быка, пару кабанов да дюжину лебедей?Для пещерника это малость, верю. Окажи честь, покушай со мной, хоть я и непосадник!

— Зато в твоем роду семьдесят царей, — утешилон. — Ничего, ешь, не стесняйся. Тут такой шум, что никто твоего чавканьяне услышит.

Отрок поставил перед Гульчей глубокую миску с парующимищами, оглядел черноволосую девушку уважительно, исчез. Гульча сглотнула слюну,еще раз сердито сверкнула очами, но рука ее в нетерпении нащупывала ложку.

Олег молча отхлебнул квас. В палатах шумно: в одном углуудалые молодцы затягивают песню, в другом стучат ковшами, требуя пива, мяса иженщин. Здесь торопливо договаривались о торговле — любой, добравшись доНовгорода, старается сразу взять быка за рога. За отдельным столом хмуровеселятся полочане — в кольчугах, булатных наколенниках, на поясах пристегнутыширокие мечи, неподалеку сидят сурожане, их заклятые враги, в звериных шкурах,насупленные, лица в шрамах, которые наносит волхв в день совершеннолетия, рукидо плеч обнажены, мускулы охватывают широкие железные браслеты. Еще дальше пьюти осторожно приглядываются к обществу бритоголовые свеи — настороженные, непривыкшие к разгулу, обычному для детей Славена. За дальним столом шустроработают расписными ложками двое таких черных, словно в саже вывозились —только глаза да зубы сверкают, как молнии в ночи. Старики, глядя на них, плюютукрадкой через левое плечо, говорят: «Чур меня!», но потихоньку, дабы необидеть хорошего человека, ежели то люди, а не порождение подземного мира, где,говорят, темно завсегда...

Рим, сказал себе Олег мрачно. Но Рим пал... Не столько подударами могучих варваров, как о том хвастливо кричат славяне и германцы, а отсобственной слабости. Да и второй Рим — Царьград — чересчур быстро жиреет.Враги у него есть, их немало, и ежели падет такая мощь, то от своейнеразумности. Станет ли Новгород третьим Римом? Строился и рос совсем так, какюный Рим, — собирал беглых, рабов, изгоев, за его стенами все становилисьвольными гражданами гордого Новгорода. Не попытаться ли посадить Новгород ужесейчас на голодный корм? Дабы мышцы не обрастали жиром?

Гульча с достоинством поднялась, сказала ледяным тоном:

— Я отдала бараний бок с кашей каликам перехожим. Непритворяйся, что не заметил!.. Заглянем на конюшню?

— Там в порядке, — сказал Олег. — Я иду вкомнату.

— А я посмотрю за конями, — бросила онаупрямо. — Мы о себе позаботимся сами, а за ними кто?

Она не появлялась очень долго. Олег покачал головой: за этовремя можно было накормить и напоить всех коней в конюшне.

На другой день Гульчачак с утра пошла бродить по городу. Ееинтересовали торговые ряды — так объяснила. Олег же помылся во дворе возлеколодца, отправился в корчму.

Несмотря на раннее утро, в корчме было дымно, чадно. Подстенами на треножниках жарились на угольях крупные куски мяса. Окна былиширокие, но свет шел от больших масляных светильников. На полу под ногами глухостучали кости, там же темнели пористые корки хлеба, блестела рыбья чешуя. Подстолами рычали и дрались лохматые псы. Воздух был тяжелый, пропитанный запахамипива, рыбы и немытых тел. За столами ели, пили, орали, хвастались — но все же вкорчме купцов было намного больше, чем гуляк. Пили, но глаза на вроде бы пьяныхрожах оставались трезвыми, вопросы таили второе дно, а ответы были под статьвопросам. В дальнем углу били по рукам, скрепляя сделку водопадами пива, азаодно — просто для памяти! — записывали на бересте, пергаменте, а есличертами и резами, то на дощечке.

Олег опустился за стол, выбрав место возле сумрачногомужика, заросшего до самых глаз рыжей кудрявой бородой.

— Не помешаю? — спросил он резко.

Мужик поднял голову от пустой кружки, глянул исподлобья:

— А если скажу, что мешаешь?

— Ну и черт с тобой, — буркнул Олег.

Мужик смотрел мутными с похмелья глазами, облизал пересохшиегубы. Кулаки начали медленно сжиматься.

— Летать не пробовал, святой пещерник?

— Я пришел пить, а не драться, — ответил Олег. Онухватил пробегавшего мимо отрока, бросил резко: — Пива! И не ползай, каквесенняя муха.

— Убери грязные лапы, — буркнул отрок. У него тожебыли мутные глаза. Похоже, подумал Олег, что все в корчме мучаются с похмелья,потому и рычат. Отрок кивнул на бородача. — И этому налить?

— Почему нет, если плачу я?

Отрок пожал плечами, вскоре принес большой кувшин, налилпива Олегу и в кружку бородачу, ушел, оставив кувшин посреди стола. Бородачприпал к своей кружке, кадык задвигался вверх-вниз. Выцедил до капли, со стукомопустил на стол, сказал все тем же неприятным голосом:

— Поганое время выбрал. Что бы ни привез, все однопоганое.

— Почему?

— Воеводы возвращаются с остатками войска. Начнется войи плач по всему городу! Балты на этот раз... А в прошлом месяце перехватиликараваны, всех убили, товары забрали. Цурюпы собираются, несколько окрестныхвесей сожгли, народ порешили. Бояре говорят о народном ополчении, так что будетне до торговли. Разве что оружие привез, но своего девать некуда.

Олег отхлебнул пива, сморщился.

— Эй, — крикнул он отроку, — пиво сварили изстарых сапог?

Отрок потемнел лицом, огрызнулся:

— На этой улице еще две корчмы! Не нравится, топайдальше. С тебя полтина.