Обычно такие фразы брякают или ляпают, но я пошла дальше и сморозила:

– Ты читал «Войну и мир»?

Ринат расхохотался:

– Конечно, читал. Это же школьная программа. Сначала Андрею дуб показался старым и уродливым, но потом он влюбился, и дуб зацвел и пустил новые ростки. Как это вы называете: отзеркалить внутреннее состояние героя?

Я отошла еще на несколько шагов, уперлась спиной в осиновый ствол и с расстояния пяти метров громко сказала фразу, которая, как мне казалось, наилучшим образом отзеркаливала мое внутреннее состояние:

– Тогда это точно не про меня, потому что, в отличие от князя Андрея, я сразу увидела, что дуб молодой, красивый и заслуживает моего внимания.

Ринат не спеша обошел с мотком ольху и подошел ко мне.

– Это, конечно, ужас как приятно, – еле сдерживая бурное ликование, сказал он, – но дуб – это не я, а «Гудрон». Лагерь тебе нравится?

Из моих рук выпал конец веревки, Ринат наклонился, задержал взгляд на шнуровке и подал его мне.

– Не знаю, – честно сказала я. – У нас это обязательная практика. Нонка должна нам написать характеристики, которые мы сдадим в деканат. Мы даже не задумывались над этим вопросом. Иногда вроде ничего и даже весело, но чаще тоска полная: с Женькой постоянно какие-то проблемы, у каждого ребенка свои заморочки, и везде воняет карболкой.

Ринат протянул мне пачку фотографий, снял первую прищепку со связки, и мы медленно пошли от осины к ольхе, оставляя за собой след из раскачивающихся на ветру фотографий.

– Значит, не зацвел еще твой дуб, – спокойно сказал Ринат.

– А твой зацвел?

Я подала ему последнюю фотографию – свою портретную. На ней я сидела на ступеньках крыльца фазенды, в зеленой дымке высокой травы, под дырявой вуалью из солнечных зайчиков.

– Зацвел. Красивая фотография получилась. Ты здесь похожа на Патрицию Нил.

К своему стыду, я не знала, кто такая Патриция Нил, но от этой фразы на зубах все равно противно заскрежетал сахар. Я начала оглядываться в поисках спасения и снова сморозила:

– Наверное, поставил ее себе на контакт?

– Нет. У меня другая твоя фотография на контакте. Вот там ты похожа на саму себя.

Всем известно, что это сверхмощное оружие против женщин, запрещенное во всех цивилизованных странах, а Ринат, нарушив сразу все конвенции, выстрелил в меня из него в упор.

– А какая? – спросила я, чувствуя, как глаза расширяются от любопытства.

– Ну-у…

Ринат посмотрел в небо, поиграл бровями, потом достал из кармана телефон и подразнил им меня, как какого-то глупого котенка:

– Обмен. Разрешишь взять, что попрошу, – покажу фотографию. Идет?

Сахар во рту начал превращаться в тягучую карамельную жижу, но телефон так манил, что я была согласна даже на поцелуй, на который, вполне очевидно, намекал Ринат.

– А если нас увидит Нонка? – спросила я. – Как думаешь, в какие деревья она нас превратит? В дуб и осину?

Ринат снова расхохотался и покачал головой.

– Поцелуи не покупают. Они должны быть по взаимному согласию. Ну так что? Махнемся не глядя?

«Подумать только! Ему не нужны мои поцелуи, – мелкой дробью застучало в голове. – А ведь я, получается, согласилась! И теперь он об этом знает!»

– Махнемся, – не раздумывая сказала я. – Но ты первый!

Ринат пожал плечами, включил слишком уж модный для простого охранника телефон и развернул ко мне экраном. В горящем прямоугольнике высветилось мое имя с номером отряда вместо фамилии и фотография нашего фонаря.

– Нечестно, – шепотом проговорила я, догадываясь по взгляду, что он хочет взять. – Это нечестно!

– Честно. За это я возьму последнюю прищепку с твоей связки.

Ринат кивнул на шнуровку, за которой пряталась задрожавшая вдруг прищепка, и, глядя мне в глаза, запустил пальцы за натянутый на груди шнур. Я зажмурилась, и вместе с обжигающим касанием его пальцев груди в ушах жутким ревом разорвался горн.

– Все, – сказал Ринат, показывая мне прищепку, как стоматолог показывает только что вырванный зуб. – Ты забавно краснеешь. Как тогда на крыше. Надеюсь, я тебя не обидел? Я постарался до тебя не дотрагиваться.

– Плохо ты старался, – ответила я, пытаясь восстановить дыхание. – Но я не обиделась. Потому что ты тоже забавно краснеешь. Как тогда на крыше.

Я взялась за тесьму, которая осталась от прищепок, чтобы снять и вернуть ее.

– Не надо, – сказал Ринат, перебрасывая из руки в руку моток. – Дарю.

Вечером Нонна Михайловна сделала всем сюрприз. На вчерашней планерке, после того как Пилюлькин ушел пить просроченный корвалол, а Леха записал Виталика на тренировку в бассейн с двух ночи до четырех утра, она объявила, что на ближайшей дискотеке пустующее место за пультом между двумя дребезжащими колонками займет диджей.

Ожидание этого события всколыхнуло весь лагерь, особенно его женскую половину, которую хлебом не корми – дай всколыхнуться. На вопрос, отчего так колышемся и чего, собственно, ожидаем, никто четкого ответа дать не смог бы, потому что никто из бедных студентов не знал, как должен выглядеть настоящий диджей. Существовал лишь некий собирательный образ, манящий в темноту зала. Кто же конкретно крутит пластинки и подставляет обнаженную грудь под неоновые лучи, виделось смутно, но если приглядеться, то и сквозь дым можно что-то рассмотреть.

Стало быть, пола диджей мужского. Здесь повезло, ведь бывают и варианты. Одет модно, в стиле casual: дырявые штаны, мятая рубаха, кеды без шнурков. И снова в точку. Рост предполагался выше среднего. Здесь повезло меньше, но за пультом не видно. И главное – имя. Имя у диджея обычно сложное, как у модных европейских диджеев, типа Пол ван Дайк или Армин ван Бюрен – язык сломаешь. Но нам и здесь повезло.

Весь день Нонна Михайловна хранила информацию о новом диджее в строжайшем секрете, поэтому амплитуда колыхания, поддерживаемая бурной фантазией, к вечеру достигла немыслимых величин. Особенно сильно колыхался Женька. Чувствуя свою востребованность, он снова собрал всю женскую половину четвертого корпуса в игровой и ходил теперь, перешагивая через маты, как кудахтающий страус.

– На что парни обращают внимание в первую очередь? – строго спросил он, оглядывая аудиторию, и все опустили глаза, стараясь слиться со стеной.

– Ты чего спрашиваешь-то? – сказала Анька, ковыряясь в его сумке. – У них это еще не выросло.

– На вкус! – завизжал Женька и стукнул ее дуофиброй по рукам. – А это глиттер! Его нельзя намазывать на скулы, тем более таким слоем!

– А то что? Пространственно-временной континуум нарушится?

Женька посмотрел на нас с таким злобным прищуром, что у меня выпал из рук не то бустер, не то бронзер, не