Несколько лет спустя собственно Украина вместе с Киевской и Брацлавской землями и Волынью в арьергарде по Люблинскому договору 1569 г. были переведены из литовского в польское владение. Теперь уже польские власти, наряду с решением проблемы защиты юго-восточной границы содружества, должны были иметь дело с казаками. В то же время это был серьезный социальный вопрос. В то время как все другие слои населения в русских провинциях уже ассимилировались в польский образец общества, казаки занимали уникальное положение между мелкопоместным дворянством и крестьянами. Почти сразу же после заключения Люблинской унии Сигизмунд II Август решил даровать ограниченному числу казаков статус военной организации с самоуправлением под руководством их собственного предводителя, но под контролем главнокомандующего польского войска, в то время как другие должны были быть простыми крестьянами. И именно этой базовой концепции стали следовать преемники короля, варьируя лишь число так называемых реестровых казаков в соответствии с политической ситуацией.

Стефан Баторий, которому нужны были казаки для борьбы с Иваном IV Грозным, развил эту систему, но без каких-либо фундаментальных изменений. Он благосклонно относился к созданию постоянного казацкого центра на Украине, но один из их вождей, совершивший военный поход в Молдавию, был казнен по протесту турок. В то же время развитие колонизации в украинском регионе землевладельцами, принадлежавшими и к местной русской, и польской знати, сокращало территорию, на которой казаки могли свободно передвигаться, и создавало бесконечные конфликты в отдельных случаях.

Первый такой конфликт, спровоцировавший настоящий мятеж на казацких землях, начался в 1592 г. между одним из их предводителей польского происхождения Христофором Косинским и самым выдающимся православным русским магнатом – князем Константином Острожским, поместья которого подверглись сильному разорению. Гораздо серьезнее было восстание под предводительством Лободы и Наливайко, которое разразилось в год заключения Брестской унии и способствовало нагнетанию напряженной ситуации на украинских землях, но без каких-либо религиозных мотивов. Увеличил опасность и подбодрил казаков тот факт, что незадолго до этого восстания они установили независимые отношения с иностранной державой (императором Рудольфом II), тем самым впервые придав вопросу о казаках международное звучание.

Пока Польша колебалась в отношении присоединения к союзу против турок, запланированному Габсбургами, в 1593 г., казаки приняли австрийского посланника, на которого произвела впечатление их военная организация, и при поддержке папской дипломатии он убедил их вторгнуться на следующий год в Трансильванию и молдавские княжества. Эта зрелищная акция в поддержку австрийского влияния не была согласована с официальной политикой Польши. Великий канцлер Замойский тоже возглавил войско, направленное в Молдавию, но лишь для того, чтобы упрочить там местную династию под сюзеренитетом Польши, и в 1595 г. он заключил договор с Турцией, которая признала эту ситуацию.

В тот же год предводители казаков, которые сотрудничали с Рудольфом II, пошли против польских властей и совершили опустошительные набеги до самой Волыни и Белоруссии. И лишь в 1596 г. польская армия под командованием Станислава Жолкевского заставила казаков сдаться. Лобода был убит, сражаясь со своими врагами, а Наливайко схвачен и казнен. Эта кровопролитная гражданская война была первым серьезным предупреждением о том, что проблема казаков далеко не решена и Украина осталась центром скрытых брожений и недовольства. Если новые волнения не начались в последующие два десятилетия, то только потому, что те же самые польские лидеры, которые подавили восстание, использовали все большее число казаков – гораздо больше, чем было запланировано «реестром», – в войнах на территории других государств, которые начались на рубеже веков.

Казаки действительно воевали на стороне поляков, когда в 1600 г. новые беспорядки в Трансильвании и Молдавии вызвали еще одну польскую интервенцию. В предыдущий год австрийцы разгромили последних потомков семьи Баториев и временно признали князя Валахии Михаила (Михая) Храброго правителем Трансильвании. Он теперь тоже хотел завоевать Молдавию. Замойскому и Жолкевскому удалось, однако, вернуть на престол Молдавии пропольски настроенный клан Мовилэ.

И хотя на границе, где обычно воевали казаки, теперь было относительно спокойно, они вскоре нашли другие возможности для удовлетворения своего воинственного духа – в польских военных кампаниях против далекой Швеции и православной Москвы. Это явно указывает на то, что у них еще не было своей независимой политики или каких-то особых симпатий к своим единоверцам. Но как социальная группа они оставались чужими для польской общественной структуры и культуры и гораздо меньше интегрировались в западный мир, чем другие части содружества. И хотя казаки часто оказывались передовым постом, защищающим границы не только Польши, но и христианского мира, и должны были снова и снова доказывать это в будущем, они могли в любой момент снова повернуть против своих официальных хозяев и создать проблемы в ключевом регионе, переходном между различными цивилизациями. Вопрос о том, на чью сторону они в конечном счете встанут, был решающим для будущего Украины и русинов в целом, а особенно для судьбы Брестской унии, к которой казаки изначально проявили мало интереса.

Именно здесь, в украинских степях, культура Возрождения, продвинувшись так далеко в восточном направлении, постепенно исчезала, и здесь же политические тенденции, идущие и с католического Запада, и с православного и мусульманского Востока, встречались и делали этот регион у Черного моря таким же значимым для равновесия сил в Европе, как и Ливония на Балтике. И именно в это время, когда начались казацкие войны, даже в Западной Европе, особенно во Франции, начали понимать, что в структуре баланса сил страны Центрально-Восточной Европы являются незаменимым элементом.

Со времени правления короля Генриха IV (1589, факт. 1594–1610) политики Франции тоже понимали, что Польша занимает ключевое положение в этой части Европы. Но Франция хотела, чтобы Польша сотрудничала с двумя другими перспективными союзниками против Габсбургов – Швецией и Турцией, и, в то время как политика династии Ваза вместо этого создала польско-шведский конфликт, проблема казаков была одним из факторов, которые в XVII в. привели к давно все откладываемой борьбе между Польшей и Османской империей.

Когда Генрих IV или, скорее, его советник герцог де Сюлли намечали в общих чертах устройство Европы, они отводили Центрально-Восточной Европе, представленной Польшей, важное место на границе европейской христианской общности, из которой были исключены не только Османская империя, но и православная Россия. Тем не менее политика обеих этих держав сильно влияла на европейскую государственную систему и ее шаткое равновесие. Сама Франция пользовалась этим, сотрудничая с Турцией в борьбе с Габсбургами начиная с 1535–1536 гг., а последние начали взаимодействовать с Россией против возможных союзников Франции в Центральной Европе даже еще раньше. Время от времени аналогичные союзы случались в XVII в. Но в самом его начале открылась другая возможность – возможность установления постоянных политических и культурных отношений между восточноевропейской Россией и ее соседями в Центральной Европе.