Несмотря на присутствие трех делегатов королевской крови, которые пытались выступать посредниками между сторонниками и противниками унии, этот синод закончился расколом среди украинцев. Большинство их иерархов, включая митрополита Киевского, архиепископа Полоцкого и еще четырех епископов, высказались в пользу унии, которая была торжественно провозглашена в Брестском кафедральном соборе 9 октября. Но два епископа – Львова и Перемышля, где католическое и польское влияние должно было бы быть самым сильным, – присоединились к оппозиции, возглавляемой князем Острожским. Вопреки запрету короля он привел в Брест не только свое личное войско, но и иностранцев. Ими были два грека, которые претендовали на роль представителей Константинопольской патриархии, вакантной на тот момент, и их заподозрили в том, что они турецкие шпионы. Одним из них был знаменитый Кирилл Лукарис – бывший преподаватель Острожской академии, а позднее патриарх Константинопольский.

В XVII в. враждебное отношение Константинополя и Москвы к Брестской унии время от времени влияло на отношения Польши с другими странами. Но внутренние трудности начались сразу после синода 1596 г. Оппозиция, которая провела свой антисинод в Бресте, создала общий фронт с протестантами, с которыми Острожский уже установил контакты годом раньше и заключил официальное соглашение в 1599 г. В последующие годы на сеймах те украинцы, которые отвергли унию и в противоположность униатам получили название «автокефалы», получили поддержку всех «инакомыслящих» (общее название некатоликов), когда они стали претендовать на права и собственность Восточной церкви. Власти считали униатов законными представителями этой церкви, но колебались в принятии каких-либо действий, которые создали бы угрозу религиозному миру. В противовес сделанным обещаниям епископам-униатам не были выделены места в сенате, так что они испытывали огромные трудности при защите своего дела, даже когда энергичный Поцей стал митрополитом после смерти Рогозы в 1600 г.

Тем не менее Брестская уния имела два в равной степени важных, хотя и явно противоречивых последствия. Первое: большая часть белорусского и украинского населения содружества, численность которого постепенно росла, с того момента стала католиками, как поляки и литовцы. И хотя они были приверженцами обрядов Восточной церкви, теперь они были гораздо ближе к западному сообществу, чем раньше, и больше не были подвержены влиянию, исходившему из Москвы или Османского Востока. С другой стороны, культурное развитие и большая жизнестойкость части населения Рутении (то есть русских земель под властью поляков и литовцев) в результате унии не ограничивались теми, кто присоединился к движению, а еще и стимулировали тех, кто был его противником. Вскоре появилась обширная полемическая литература, в которой обсуждались связанные с унией все противоречивые проблемы (богословская, историческая и юридическая), как выражение того духовного возрождения, и даже критика решений, принятых в Бресте, была вкладом в установление более тесных интеллектуальных отношений между далекими русскими землями и западным миром, будь он католическим или протестантским.

Поэтому не будет преувеличением считать Брестскую унию последним великим достижением не только духа федерализма, который политический союз Ягеллонов развил в Центрально-Восточной Европе, но и гуманистической культуры Возрождения, которая посредством этой унии достигла этих пограничных регионов европейского сообщества. Но все зависело от того, будут ли религиозные разногласия продолжаться лишь как вопрос культуры в атмосфере социального и политического мира внутри и снаружи, особенно необходимого в таких регионах. Однако в них возникли серьезные проблемы в сам год заключения Брестской унии из-за революционного движения местного происхождения, которое повлияло на всю жизнь на Украине.

Слово «Украина» изначально было общим названием всех приграничных регионов Древней Руси или Рутении[44]. Постепенно оно стало именем собственным, обозначающим регион, где никогда не было четко установленной границы и условия жизни оставались неопределенными. Это касалось юго-восточной части территорий, которые когда-то были Киевской Русью, широких степей, отделявших последние постоянные поселения и центры власти от берегов Черного моря и открытых для непрекращающихся набегов азиатских племен.

Немногочисленное население этой специфической приграничной территории составляли в основном русины. Но лишь гораздо позднее, не раньше начала XIX в., понятие «русины» или «малороссы», которое всегда смешивали с «великороссами» или русскими, постепенно вытеснилось словом «украинцы», а весь этот регион получил название Украина. Одной из причин такого изменения в терминологии был тот исторический факт, что именно на Украине – в этом юго-восточном приграничном регионе не позже чем в XVI в. зародилось движение, которое постепенно стало отождествляться с ростом современного украинского национализма. Оно было представлено украинскими казаками.

Слово «казак» имеет турецко-татарское происхождение. В XV в. его уже использовали для обозначения групп своевольных людей, не имеющих никакой стабильной политической организации. Иногда они выступали как вдохновляющие герои, иногда – как удалые разбойники в регионах, благоприятных для жизни, полной опасностей. Такая группа людей сформировалась также на юго-восточной границе Московской Руси на Дону. Там она создавала серьезные проблемы для Русского государства до тех пор, пока после целого ряда восстаний эти донские казаки не попали под строгий государственный контроль и не превратились в хорошо известные части русской армии. Еще более актуальной была проблема украинских казаков на Днепре, потому что, когда они стали организацией, православной по вере с преобладанием русинов в этническом составе, Украина была частью Великого княжества Литовского и католическим государством, находившимся под властью Литвы, и входила в федерацию с католической Польшей.

Пока это государство жестко контролировало степи до самого Черного моря и имело возможность так или иначе сдерживать соседнее ханство крымских татар, юго-восточные провинции великого княжества, особенно Киев, пользовавшийся автономией и находившийся под властью местных князей до 1471 г., и Восточная Подолия с Брацлавом, были в относительной безопасности, и в них преобладали нормальные условия жизни. Но как только набеги татар, которые никогда не прекращались полностью, стали регулярной напастью, а Крымское ханство – вассалом наступающей Османской империи и часто союзником Москвы, степи к северу от Черного моря по обоим берегам низовьев Днепра и за пределами его знаменитых порогов – отсюда русское название Запорожье – были практически ничейной землей, где казацкое движение нашло для себя огромные возможности для восполнения недостаточной обороны страны и совершения, в свою очередь, набегов на Крым или даже турецкие владения.

Литовские власти тоже знали о службе, которую воинственные казаки могли нести, и об опасности вовлечения в военные действия с татарами или турками путем ответных военных походов, совершаемых даже в мирное время. Еще при Сигизмунде I некоторые старосты (правители) самых незащищенных приграничных районов к югу от Киева предлагали использовать казаков в качестве постоянной пограничной охраны под контролем властей. При Сигизмунде II Августе отважный магнат и князь Дмитрий Вишневецкий собрал группу казаков на одном из днепровских островов и водил их в походы на турецкие владения и в Молдавию; это продолжалось до тех пор, пока он не был схвачен и казнен турками.