– Полина в курсе всего? Она с вами делилась?

– Конечно, в курсе! Эта стерва не стесняется звонить домой. Саша может во всеуслышание, находясь дома, обсуждать с ней по телефону планы на отдых в Греции и тому подобное. Невестка для Полины как дочь уже, и, конечно, для нее это все ножом по сердцу. И никогда никому ни слова, даже мне.

– Мое мнение: если вы не убедите ее как-то разъехаться с семьей сына, для здоровья все кончится печально. Конечно, жаль и внуков, и невестку, но девушка, может, и незаслуженно, но все-таки попала в переплет сама. Уже большая – ей и выкручиваться. В жизни все бывает. А Полина таким образом выкопает себе могилу.

– Я это все прекрасно понимаю… Когда она была у меня в последний раз, таблетки от давления глотала горстями. Только не выдавайте меня, если объявится.

– Хорошо.

Господи, ну что за хроническое отсутствие гармонии в этом дрянном мире!!!

После ухода Валентины до пяти вечера происходила адская колбасня: очередь из машин «Скорой помощи» заканчивалась далеко за больничной оградой. Затем все несколько поутихло и появилась возможность, не изменяя традиции, поесть чего-нибудь в реанимации или на хирургии. Несмотря на произошедшие перемены, доктор Сорокина и доктор Сухарев общаки не игнорировали и при всей компании вяло пытались делать вид, что ничего между ними не происходит. Остальные совершенно не вяло издевались над моей уже абсолютно промокшей репутацией. Первым начинал Федя, остальной народ гадко вступал после его запева. Первое время меня это жутко бесило. Славка пытался переводить все в шутку, но тщетно. По прошествии месяца мы перестали сопротивляться и ржали вместе со всеми над Федькиными колкостями. Еще в конце июля поймала себя на мысли, что совершенно не думаю о том, как легко информация может попасть к Вовке. А ведь действительно очень возможно. Но как я ни прислушивалась к своим инстинктам самосохранения, не почувствовала даже намека на страх или хотя бы какое-то беспокойство. Вот так оно… Правда жизни.

Зайдя в хирургическую ординаторскую, я поняла, что происходит что-то необычное. На столе стояла большая бутылка дорогущего коньяка и пироги из «Штолле». Славка уже развалился на старом диванчике, Федька с Костей копошились у стола.

– О, привет, терапия.

– Привет всем. Что отмечаем?

– Отвальная сегодня.

– Кто-то увольняется?

– Костя.

– Да ну? Костя! Куда идешь, уж не в Джанелидзе ли такую светлую голову пригласили?

Костя стоял над коробками с пирогами, изучая варианты наилучшего распила.

– Не.

– А что тогда? Куда еще-то можно?

– Медицинским представителем ухожу, в «Файзер».

Народ сидел молча. В голове все перепуталось, на секунду я оторопела.

– Костя, ты же мозг. Зачем тебе таблетками торговать?

Выпалив, тут же осеклась и пожалела о сказанном. Наверняка у Кости имелись для этого веские причины.

– Лен, дети растут, то да се, жена пока толком выйти на работу не может, то у одного сопли, то у другого, еще что-нибудь. Сама знаешь. А там сразу тридцать пять тысяч, командировочные, машина, безлимитный сотовый, соцпакет и так далее. Английский если подтянуть, второе высшее, то вообще перспективы неплохие.

– Костя, блин… как жалко, что ты уходишь… Но ты молодец, уважаю. Настоящий мужик. Я правда тебя поддерживаю.

Костя улыбнулся в ответ:

– Да ничего, не хорони. Буду брать пару дежурств из любви к искусству, ну и чтоб на вас, дураков, поглазеть.

– Ой, классно!! Так тогда и отмечать нечего!

– Не, как корабль обмыть, так он и поплывет.

Я все еще чувствовала себя неловко. Украдкой пробежала взглядом по народу и наконец убедилась, что никто никого не оплакивает, а если что и думает по поводу сегодняшнего обеда, то держит глубоко в себе. Наконец я расслабилась и залезла на диван, подвинув Славку с Пашкой.

– Так, девушка. Очень много места заняли. Пирогов не наливать ей, мужики!

– Блин, да сами на себя посмотрите: уже пузаны у некоторых намечаются. Не будем показывать пальцем, как говорится.

Я подскочила и резко задрала на Федьке хирургическую рубаху. Тот слишком поздно скоординировался, и у всех появилась секундная возможность обозреть чуть выступающий над резинкой штанов бугорок. Федька, схватив огромный кухонный нож, погнался за мной, но было поздно – одним прыжком я переместилась за широкие мужские спины на диване.

Попытки добраться до меня по-рыцарски преграждались. В итоге Федор вернулся вместе с ножом к столу с пирогами, продолжая бубнить и жевать одномоментно.

– Ну-ну, если полдня на дежурстве сексом заниматься, живот, конечно, не вырастет, черт подери некоторых!

Новый кусок пирога ушел в организм для поддержания роста милого хирургического животика. Доктор Сухарев нагло ухмылялся, потом начал передразнивать товарища, изображая широкие жевательные движения и выпученные до предела глаза. Федя не выдержал, набросился на Славку с желанием обозреть содержимое под его рубахой. Началась потасовка, мужики ржали, как будто каждому максимум по шестнадцать лет. Костик в стороне похохатывал, глядя на это месиво, и когда уже на шум прибежала дежурная медсестра, начал растаскивать засранцев.

– Так, уроды, давайте выпьем уже.

– Костик, за твой толстый-претолстый кошелек со всеми соцпакетами мира!

Долго заседать не получилось, приемник оживился буквально через двадцать минут, и почти всем, включая меня, пришлось тащить наспех набитый прощальными пирогами желудок на первый этаж. Около двенадцати ночи движение притихло, и уже по сложившейся тайной, как нам казалось, традиции я уселась с журнальчиком в ожидании Славки. Операций у него, слава богу, пока не намечалось. Прочитав половину новой брошюрки по диабету, я отвлеклась на свои мысли. Славка теперь ничего не спрашивал про мою жизнь вне больницы. Не знаю, может, его это просто не интересовало, или он чувствовал, что я не очень хочу обсуждать эту тему. И хорошо, что ничего не спрашивал. Даже если потому, что его устраивает уровень интрижки, то все равно хорошо. Явился он только в час.

– Ты чего так долго, трепашка была?

– Нет. Доели остатки пирогов в мужской компании.

– Понятно. Все перетерли? Неужели он и тебе ничего не сказал заранее?

– Да я уже две недели как в курсе.

– А я почему не в курсе?

– Вы, ваше высочество, сразу бы к своему милому Феденьке побежали бы на ушко шептать, а Костик не хотел, чтобы ему последние две недели трепали нервы.

– Ах, вот так вот! Значит, мне не доверяете, Вячеслав Дмитрич?

– Не-а.

Славка ехидно скалился. Мое самоуважение не выдержало, и я театрально отвернулась, надув губы. С мужской стороны игнорировать ситуацию было нельзя. Славка обнял, опустил голову на мое плечо. Мы сидели молча и смотрели в окно, на огоньки пищеблока, идущих по территории людей, спешащих до полуночи попасть домой. За окном лил дождь, крупные капли заставили плясать листья соседнего клена. Затяжной ночной питерский дождик. А утром, может быть, еще будет солнце. Ненадолго.